Красная карма

Но как попасть во дворец ночью? Дверь, через которую она проникла внутрь, вечером, конечно, будет заперта. Что касается главных ворот, то план Мерша послать их с Эрве отвлекать охрану представлялся довольно наивным и напоминал сюжетный ход какого-нибудь фильма категории «Б». Единственная возможность – дать запереть себя здесь на ночь. Она проделала обратный путь через лабиринт коридоров и ступила на крыльцо, придерживая ногой открытую дверь. Братьев не было. Ее бросило в пот, горло сдавил спазм. Куда, черт возьми, они запропастились?! Мимо Николь тек людской поток, и она не могла долго стоять на пороге – одной ногой снаружи, другой внутри.

Наконец они возникли на углу виа делла Кончильяционе. Она помахала им рукой – под мышками выступили пятна пота – и впустила в помещение, где на стене висел распятый Христос и, казалось, с презрением смотрел на входящих.

В нескольких словах Николь изложила свою идею.

– Там есть где спрятаться? – сразу спросил Мерш.

– Да, я видела чулан. Идемте.

Она не переставала оглядываться, ожидая, что вот-вот появится курьер, повар, прислужник или дьякон, которые обратятся к ним по-итальянски, а потом выгонят пинком под зад.

К счастью, им никто не встретился. Они миновали несколько коридоров и оказались у кладовки, которую присмотрела Николь. Открыв ее, троица убедилась, что она вместит трех французов, этих принципиальных борцов за справедливость. Сообщники втиснулись между швабрами, ведрами и тряпками. Вот до чего они докатились – засели на несколько часов в чулане: плечом к плечу, потный локоть к потному локтю, в ожидании решающей минуты.

– Где вас носило, черт побери? – шепотом спросила Николь.

Не отвечая, Мерш с трудом сунул руку в чехол от фотоаппарата (они едва могли пошевелиться) и вложил ей в руку какой-то сверток.

– Что это?

Судя по весу, это могло быть только одно. Развернув ткань, она обнаружила пистолет. Такой же, как в Калькутте, но на вид надежнее. Кольт. Сорок пятого калибра.

Николь подняла глаза на сыщика – его лицо отливало зеленым, а то и синим.

– Откуда он у тебя?

– Друг дал.

– Какой-то друг передал тебе пушку посреди улицы?

– Итальянец, о котором я тебе говорил.

Тяжелый пистолет тянул к земле. Ноги у девушки подкосились. Она села на корточки и обеими руками сжала оружие. По щекам текли горячие слезы. Нет, не слезы. Это был пот. Вызванный страхом умереть. Безграничным одиночеством. И бешеным желанием покончить со всем этим.

Несмотря на все усилия, ей никак не удавалось представить, что произойдет дальше, но сдаваться было слишком поздно. Наверное, точно так же творились революции: мятежники, охваченные воодушевлением, уже не могли остановиться, тем более – отступить.

Парижские молокососы могли сколько угодно думать, что они способны перевернуть мир, но настоящими героями весны 68-го были эти трое – и нынешней ночью, пятнадцатого июня, они собирались еще раз рискнуть своей шкурой.

155

Четыре часа стояния в шкафу на грани удушья. До них доносились разные звуки: шаги приходящих и уходящих, разговоры на итальянском, приглушенный шум уборки. Последнее было самым опасным: в любой момент дверь их конуры мог кто-нибудь открыть, чтобы взять ведро или тряпку…

Наконец все стихло. Чего они ждали, не выходя из своей норы? Наверное, полуночи. Так решил Жан-Луи. Николь очнулась в час ночи и поняла, что спала. Невероятно: заснуть прямо перед решающей битвой… И вот Мерш открыл дверь. Николь выкатилась из чулана, как пинбольный шарик. Нынче ночью она была дополнительным шариком.

– Куда идти? – спросил Мерш, глаза которого горели в темноте лихорадочным блеском.

Николь шла впереди. Двери, коридоры, приемный зал. Теперь опустевшее помещение казалось в два раза больше. Тьма висела над черно-белыми плитами, словно большое черное полотнище, скрепленное рядом колонн.

Николь подняла голову. В свете аварийных лампочек виднелись галерея и двери. Теперь ее мысли полностью прояснились – ей даже казалось, что они светятся в темноте.

Они молча поднялись по мраморной лестнице. Николь подумала о той страшной ночи в Варанаси. Тоже зал, и галерея, и лестница…

На втором этаже группу возглавил Мерш. Наверняка охрана обходила помещения дворца и ночью, но сейчас не было видно ни души. Повезет ли им так же, как в Варанаси? Выйдут ли они отсюда живыми? Николь даже не знала точно намерений Мерша. Теперь он принадлежал миру клятых героев-одиночек – наподобие персонажей греческой мифологии, которые убивают своих отцов, спят с матерями, губят собственных детей…

Группа остановилась. Николь не сразу поняла, что они подошли к двери, на которую она сама же указала: к той, что вела в апартаменты его высокопреосвященства.

– Оружие! – тихо скомандовал Мерш.

– Что?

– Достань его.

Николь беспомощно обернулась к Эрве, но увидела, что он тоже держит пистолет. Оружие в его руке смотрелось так же уместно, как галстук на монахине. Николь машинально порылась в сумке.

– Умеешь им пользоваться?

– А как ты думаешь?

Мерш взял у нее из рук револьвер и взвел курок. Ошеломленная, Николь смотрела на этот непостижимый предмет с его непонятной механикой.