Красная карма

– В конце пятидесятых я ездил в Алжир, чтобы найти старинные документы, связанные с христианством. Они были нужны мне для богословских исследований ввиду предстоящего собора. Это позволило мне следовать за тобой и приносить женщин в жертву во имя твое.

– Кто они? Как их звали?

– Понятия не имею, и ты их тоже не знал. Но они были там, рядом с тобой. Подумай о массовых убийствах, которые вы приписывали феллахам, о карательных операциях, которые стоили жизни многим женщинам, детям. В этой груде трупов были двери, которые я открыл, позволив тебе войти во вселенную Матери.

Мерш всегда считал свое участие в Алжирской войне проклятием. Но он понятия не имел, насколько это проклятие было действенным.

Однако кое-что здесь не клеилось, выпадало из общей картины.

– Подожди, подожди, – пробормотал он. – В то время ты уже знал, что меня призвали служить в Алжире? Ты знал мое имя? Это невозможно, ведь Симона…

– Я тебя умоляю. Сделай милость, не принимай нас за идиотов. Только твоя глупышка-мать могла решить, будто смена имени помешает нам тебя найти. К тому же Мать сразу нас об этом предупредила. Симона была нашей избранницей, понимаешь?

В глубине души Мерш предпочитал такое объяснение. Эта история со сменой имени, весь этот парижский камуфляж не выдерживал никакой критики. Чтобы отыскать Симону, достаточно было сделать два телефонных звонка.

– То есть вы всегда знали, кто мы, где живем?

– Конечно.

– А тот звонок от Гупты по поводу отметины на руке Эрве?

– Мы восприняли это как знак. Пришло время действовать, ввести его в наш круг. Мы знали, что он обнаружит тело Сюзанны. Или, по крайней мере, очень быстро узнает об убийстве. И как только узнает, сразу позвонит тебе, и вы выйдете на нас. Дьявол не преследует свою добычу, он ждет, когда она придет к нему сама.

У Мерша в голове вспыхнула еще одна картинка. Совсем мелкая деталь – но он не забывал деталей. Он не зря был полицейским.

– Когда в тот день Эрве пришел домой к Сюзанне, он встретил на лестнице священника… Это был ты?

– Это был я.

– Ты убил Сюзанну?

– Нет. Я просто приходил посмотреть, все ли в порядке и стало ли ее тело первым звеном в цепи.

Эти помешанные должны были следовать правилам, известным только им самим… и Матери. Нет необходимости углубляться в это.

– Отныне вы с нами, – заключил кардинал. – Остальное – лишь вопрос времени. У вас уже есть сила: то, что вы победили Жоржа, как ни парадоксально, это доказывает.

Мерш был сильно встревожен. Может быть, он действительно перешел на другую сторону? Эти ребята, которых он убивал в Алжире, эти ублюдки из Службы гражданского действия, которых он прикончил, не дрогнув… Он пытал Хамсу, зарезал Шумитро Сена… Уж не вошел ли он во вкус?

Нет, нет, и нет – он был полицейским и работал во имя добра и справедливости. Мерш прижался губами к перегородке – и почувствовал с другой стороны горячее дыхание демона.

– Ты ошибаешься, – прошептал он. – Я посажу тебя за решетку, ублюдок, и ты сможешь сколько угодно взывать к Матери и провозглашать свои идиотские истины. Ты…

– Конечно, конечно… – примирительно ответил клирик. – Но ты спешишь. Подожди, у меня тут кое-что есть…

Реакция Мерша, все еще бывшего во власти ужаса, запоздала всего на секунду. Последующие события разложились на отдельные кадры, как фильм, прокрученный на пониженной скорости. Кардинал наклоняется. Кардинал подносит что-то ко рту. Кардинал хватается за перегородку.

Когда перегородка упала, Мерш – наконец-то! – сунул руку за спину. Антуан бросился вперед. Мерш схватил свой револьвер, но оружие выскользнуло из его вспотевшей руки, как обмылок.

Кардинал открыл рот, показав кошмарную пасть, усеянную клыками, и кинулся на него. Мерш мгновенно соскользнул со скамейки. Это его спасло – страшная пасть сомкнулась, схватив пустоту. Скорчившись в исповедальне, сыщик искал свой кольт.

Раздался рев.

Он поднял голову и отчетливо увидел, как кардинал, превратившийся в миногу, ловко перегнулся через окошко, чтобы впиться ему в лицо. Мерш бросился на пол. Дойдя до определенной степени ужаса, больше не можешь кричать. Тело перестает реагировать.

И очередная картинка: эти зубы на пугающем и в то же время охваченном ужасом лице он уже видел. И не только в Варанаси… где-то еще. Ах да, на репродукции. Разинутый рот, шляпа, сутана… Он помнил немного картин, но эту запомнил хорошо. Сидящий в кресле прелат, вцепившись в подлокотники, скалится в безмолвном крике. Работа Фрэнсиса Бэкона…[147]

Ему вдруг показалось, что ключ ко всей этой истории – в этом образе. Картина английского художника была в каком-то смысле единственно возможным объяснением.

Эти размышления заняли сотую долю секунды между ужасом и жаждой жизни, ступором и реакцией. Когда наконец пальцы Мерша сжали рукоятку пистолета, монстр уже исчез.

Мерш поднялся на одно колено и попытался открыть дверь, но она не поддавалась. Антуан запер ее, прежде чем сбежать. Мерш снова уронил револьвер и схватился за голову. Его трясло. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что его трясет от рыданий, а влага, заливающая ему лицо, – это не пот, а слезы.

153