Красная карма

За что она любила Париж, так это за следы прошлого – причем не за памятники или музеи, а за подлинные его признаки, живые свидетельства старины, запечатленные в камне, асфальте, дереве. Отметины и шрамы минувших времен – например, жестокой Второй мировой войны (многие городские стены еще носили следы от пуль), благодатные пятидесятые – все это было здесь, все это можно было увидеть, потрогать… Достаточно приложить ухо к любой стене, и ты уловишь смутные голоса былого, точно гул моря в глубине раковины.

Николь любила жизнестойкий, упрямый нрав Парижа. Этот город пережил неисчислимые войны, выдержал множество мятежей – и устоял, оставшись величавой столицей, несмотря на почерневшие, израненные стены. Париж не мог похвастаться чистенькой, благопристойной внешностью; своей суровой красотой, дышавшей гневом и горечью, он чем-то напоминал неприступные утесы, сопротивлявшиеся натиску волн…

Наконец в полдень появился Мерш.

Сказать, что он выглядел скверно, значило ничего не сказать. Грязный, растерзанный, он был во вчерашней одежде и, похоже, спал прямо в ней.

– Ну, что слышно? – с ходу поинтересовался он вместо приветствия.

– Это мы тебя должны спросить, – ответил Эрве.

Сам-то он провел ночь у Николь и даже одолжил у нее кое-что из одежды. Удивительное дело: Эрве был таким же тоненьким, как хозяйка квартиры. И сейчас, рядом с Мершем, он напоминал юного певчего в белом стихаре.

Жан-Луи рухнул на стул, заказал чашку кофе и пробормотал:

– Пардон, я еще не совсем проснулся…

Выпив кофе залпом, он закурил сигарету и провел по лицу рукой, точно вытирая его платком. Да уж, лицо у инспектора было несвежее…

Внезапно ему что-то пришло в голову, и он вскочил со словами:

– Мне нужно позвонить!

Подойдя к стойке, Мерш схватил телефонную трубку, как пехотный капитан хватается за рацию в траншее, к которой подступают враги. Эрве и Николь молча переглянулись: их «шеф» сегодня явно был не в состоянии руководить следствием. Однако, вернувшись к столику, он выглядел успокоенным.

– Я говорил с Берто. Расследование идет нормально: вскрытие, поиск свидетелей, анализ отпечатков пальцев, опознание тела родственниками…

Николь вздрогнула. Она хорошо знала семью Бисилиа. Буржуа из Шестого округа. Трое детей. Католическое воспитание. Наверно, ей следовало позвонить им, рассказать все, что она знала? Но при этой мысли ей захотелось не плакать, а унять позыв к рвоте…

– Мы еще можем чем-нибудь тебе помочь? – спросил Эрве.

– Ты – нет, а вот она – уверен, что сможет. – И он жестом игрока в дартс ткнул в сторону Николь сигаретой.

– Что это значит? – спросила девушка.

– Я ни черта не смыслю в таких делах, но убежден, что оба убийства имеют прямое отношение к Индии и к ее религиям. И для начала нужно разобраться, зачем Сюзанне понадобились все эти молитвы и наркотики.

– Но ведь Сесиль не интересовалась индуизмом.

– Может, и так, – задумчиво ответил Мерш, – однако ей почему-то придали позу этой самой богини, как ее там…

– А что с садху? – спросил Эрве.

– Наша вторая загадка, – кивнул Мерш. – Нужно во что бы то ни стало разыскать этого паяца с косами.

– Думаешь, он и есть убийца?

– Нет. Но его вчерашнее присутствие в Шарлети вряд ли было случайностью. Он в этом деле замешан по самое некуда.

– Ты хочешь еще раз встретиться с Гуптой?

Мерш испуганно вздрогнул, и оба его собеседника это заметили.

– Не сейчас… не сразу, – ответил он. – Иначе этот гад снова обведет нас вокруг пальца. А мы должны соблюдать осторожность. И обратиться к другому специалисту.

– Я даже знаю, к кому именно, – сказала Николь.

61

Профессор Трипети (вот так имечко!) напоминал карикатуру.

Впрочем, это и была карикатура на типичного старозаветного профессора: осторожные движения, ехидные смешки, полуседая эспаньолка клинышком и зачесанные кверху волнистые волосы – все было при нем, не хватало разве что галстука-бабочки. Хотя нет, пардон, бабочка также имела место.

Его раскопала Николь, изучившая справочник Дома гуманитарных наук. Профессор самолично вышел встретить их в вестибюль Центра социальных исследований (отдел Индии) на бульваре Распай, 54.

– Прошу прощения, – извинился он. – Обычно у нас есть стажер, который служит гидом для посетителей, но в настоящий момент…

Казалось, эти смутные времена очень забавляют профессора, который расценивал их как милую шутку судьбы. И Николь – с глазами на мокром месте и с разбитым сердцем – подумала: может, старик прав и над всем происходящим надо и впрямь смеяться?..

Она готовилась увидеть нечто вроде просторной лаборатории, подобной аудиториям и библиотекам, к которым привыкла в Сорбонне. Ничуть не бывало: они попали в самое банальное помещение, битком набитое столами, полками, книгами, рукописями и, конечно, исследователями.