Красная карма

Эти несколько слогов не имели никакого смысла. Они просто отражались какими-то патологическими знаками внутри ее тела, но не достигали сознания, как будто оно укрылось от них за железным занавесом.

Сесиль убита…

Эрве проводил ее до дому. Они ехали в полицейском фургоне, и, выходя из него, Николь пошатнулась, так что он вел ее, поддерживая, до самого подъезда. А по правде говоря, почти нес. И в момент расставания она не выдержала, у нее хлынули слезы, – вернее сказать, это были истерические рыдания. Продолжение угадать нетрудно: он поднялся к ней, уложил в постель, закутал, утешил и… остался, не выпустив ее руки и заснув на полу, рядом.

Сесиль убита…

Пока эти слова ничего не означали: Николь еще долго сможет твердить их, вплоть до полного растворения в горе. И все же образ распятого тела подруги мучил ее. Сейчас горе походило на боль в суставах, на мигрень. Такая бывает при похмелье, но теперь она терзала не тело, а душу…

– Эрве… – прошептала она.

Он вздрогнул, повернулся, открыл глаза. И спросил, опершись локтем о кровать:

– Ну как ты?

И тут Николь постигло озарение: она никогда не будет спать с этим парнем, но он останется ее другом на всю жизнь.

Откинувшись на подушку, девушка начала бесстрастно рассуждать:

– Есть три способа пережить эту потерю.

Эрве привстал, чтобы лучше видеть Николь: похоже, он слушал ее очень внимательно.

– Первый путь – неприятие, отрицание случившегося. Но после того, что мы видели вчера, об этом и мечтать нечего.

Эрве пожирал ее глазами. Он уже совсем проснулся, но как будто еще не стряхнул с себя сонные грезы.

– Второй путь – молитва.

– Молитва?

– Да, ты же знаешь – ну, как в прошлый раз. Можно повторять мантры, жечь ладан…

Эрве не ответил. Блаженная улыбка на его губах была такой же легкой, как прозрачный полумрак, окутавший комнату. Слабый свет, пробивавшийся сквозь оконные занавеси, озарял половину его лица. Он и вправду милый мальчик, но… как бы это выразиться поточнее… еще не оперившийся.

– Не выйдет.

– Почему? – спросила она и добавила с какой-то ребяческой гордостью: – Я ведь буддистка.

Глупая девчонка, нашла чем гордиться! Сегодня утром такое хвастовство казалось неуместным. Слишком уж тяжелыми и страшными были последние события. В воздухе витал ужас.

– Буддистка? И что же из этого следует? – вежливо спросил Эрве.

– А то, что вся эта история имеет прямое отношение к индуизму, понятно?

Эрве ответил коротким смешком. Нынешнее утро ознаменовалось легкостью, которая была ему очень приятна. Сейчас они оба находились в некоем промежуточном состоянии, в невесомости, между бодрствованием и сном, озабоченностью и беззаботностью, и эта пауза стала неожиданным подарком судьбы…

– Ну а третий путь? – терпеливо спросил он.

Николь взглянула на него; она сидела, сунув сложенные ладони между коленями. Вчера девушка заснула в чем была: Эрве, разумеется, не посмел ее раздеть. Сейчас она выглядела усталой, спокойной и опустошенной.

– Расследование… – прошептала она. – Нужно продолжать расследование. Вот единственный способ почтить память Сесиль.

– Обнаружить убийцу можно, – мягко возразил Эрве, – но даже если нам это удастся, мы все равно никогда не вернем ни Сюзанну, ни Сесиль.

Николь выпрямилась и крикнула:

– Ты что – совсем обалдел? Сейчас речь идет уже не о них, а о нас с тобой! Такое расследование может нас спасти. И нужно погрузиться в него как можно глубже, забыть все, что случилось. Это единственное, что излечит нас от отчаяния!

Эрве упрямо покачал головой; Николь поняла, что сейчас он разразится вдохновенной ответной речью, а она этого побаивалась: Эрве куда умней ее, умней всех, кого она знала. И поспешила его опередить:

– В котором часу ты обычно встречаешься с Жан-Луи?

– Ну, около десяти утра.

Николь выскочила из постели быстрее, чем плотвичка из ведра рыбака:

– Пошли скорей!

60

Одиннадцать часов… а Мерша все не было.

Может, он проспал? Или вообще не ночевал дома? Или продолжил расследование со своими людьми, то есть с Берто и другими сотрудниками? А они – двое случайных помощников – стали ненужными?

В кафе «У Мартена» народу было немного. Хиппи не принадлежали к тем, кто попивает кальвадос с утра пораньше, студенты – тем более. А что касается рабочих, то они по этим улицам не ходили. У стойки – ни одного посетителя, а столики, казалось, плавали на полу, засыпанном опилками, точно обломки кораблекрушения на воде. Николь и Эрве сидели молча: каждое неосторожное слово могло напомнить им вчерашний кошмар, и никто из них не желал к этому возвращаться.

Николь предпочла внимательно осматривать кафе.

Оконные переплеты из почерневшего растрескавшегося дерева, напоминавшего балки деревенских домов; медные поручни, оштукатуренные стены, шаткие скрипучие стулья, флиппер с его звоночками и стальным бортиком, захватанным жирными пальцами…