Студент идет в комнату с гиацинтами. Видно, как он скромно стоит там и разговаривает с фрекен.
Превосходный молодой человек, музыкален, поет, пишет стихи… Будь он дворянин и нам ровня, я бы ничего не имел против… да…
Старик
. Против чего?Полковник
. Чтобы моя дочь…Старик
. Ваша дочь! Кстати, почему она всегда там сидит?Полковник
. Если она дома, она сидит в комнате с гиацинтами. Такая уж у нее странность… А вот и фрекен Беата фон Хольштейнкруга… прелестная особа… имеет ренту, вполне достаточную для ее положения и ее запросов…Старик
(про себя). Моя невеста!Невеста
— седая и слабоумная на вид.Полковник
. Фрекен Хольштейнкруга — директор Хуммель…Невеста кланяется и садится. Входит Знатный господин
, с загадочным видом, в трауре.Барон Сканскорг…
Старик
(в сторону, не вставая). Кажется, это он воровал бриллианты… (Полковнику.) Зовите мумию, и вся компания будет в сборе.Полковник
(в сторону комнаты с гиацинтами). Полли!Мумия
(входя). Попка-дуррак!Полковник
. Не позвать ли молодежь?Старик
. Нет! Не надо молодежи! Пощадим их…Все молча усаживаются в кружок.
Полковник
. Я прикажу подать чаю?Старик
. К чему? Чаю никто не любит, и незачем нам лицемерить.Пауза.
Полковник
. Тогда давайте разговаривать?Старик
(медленно, то и дело умолкая). Говорить о погоде, которую мы сами видим, осведомляться о здоровье, про которое всем и без того известно? Я предпочитаю молчанье, тогда слышны мысли и видно прошлое; молчанье не скроет ничего… что скрывается за словом; на днях я читал, что различие языков пошло от стремленья первобытных племен скрывать друг от друга свои секреты; каждый язык, стало быть, — шифр, и тот, кто отыщет ключ, поймет сразу все языки мира; а можно разгадывать тайны и без ключа, и особенно когда надо доказать отцовство. Доказательство на суде — это совсем другое; ложные показания двух свидетелей составят вполне удовлетворительное доказательство, если только совпадут; но к тем делам, на которые я намекаю, не подпускают свидетелей, сама природа наделила человека чувством стыда, и оно побуждает нас скрывать то, что должно быть сокрыто; но бывает, мы невольно попадаем в такие положения, порой благодаря чистейшему случаю, — и вдруг тайное становится явным, спадает с мошенника маска, изобличается негодяй… (Пауза.)Все молча переглядываются.
Как тихо стало! (Долгая пауза.)
К примеру, здесь, в почтенном этом доме, в прелестном кругу, где соединились красота, образованность и богатство… (Долгая пауза.) Все мы, тут сидящие, знаем, кто мы такие… не правда ли? Об этом и говорить нечего… и вы знаете меня, хоть изображаете неведение… А в той комнате сидит моя дочь, моя, и это вы знаете тоже… Она наскучила жизнью, сама не понимая причин, но она увяла в этом воздухе, насыщенном обманом, грехом и фальшью… и я искал для нее друга, подле которого она могла бы ощутить тепло и свет, излучаемые благородными делами… (Долгая пауза.) Вот зачем я проник в этот дом: вырвать плевелы, раскрыть грех, подвести итог, чтобы молодые начали жизнь заново в этом доме, который я им дарю! (Долгая пауза.) А теперь я разрешаю разойтись всем по очереди и по порядку; того, кто останется, я велю схватить! (Долгая пауза.) Слышите, как тикают часы — точно твердят смертный приговор! Слышите? Вот сейчас они пробьют, и тогда срок настал — уходите, но не раньше. Сперва они предупредят. Да! Слышите? Часы вот-вот ударят. И я вот-вот ударю. (Стучит костылем по столу.) Слышите?Пауза.
Мумия
(подходит к часам и останавливает маятник; потом говорит серьезно и членораздельно). Но я могу остановить бег времени — могу обратить прошедшее в ничто, содеянное — в несодеянное; и не угрозами, не подкупом — страданьем и покаяньем. (Подходит к Старику.) Мы бедные, ничтожные, — мы это знаем, мы грешили, бесчинствовали, ошибались — как все; мы — не то, чем кажемся, и по сути нашей мы лучше, чем кажемся, но ведь мы способны осуждать себя за собственные прегрешенья; но ты, ты, Якоб Хуммель, ты скрываешься под чужим именем и рядишься в тогу судьи — а значит, ты хуже нас, бедных. Ты тоже не то, чем кажешься! Ты вор человеков, ты меня сманил когда-то ложными посулами, ты убил консула, которого нынче похоронили, задушил векселями; ты опутал студента вымышленным долгом отца, который не был должен тебе ни единого эре…