Красная королева

Скажи это Карле Ортис, скажи это ее сыну.

Раздается стук в дверь.

Антония уже знает, кто там.

Она долго не подходит. Бурлящая внутри нее ярость так и просится наружу. А за дверью как раз штопор.

Наконец Антония приближается к двери, но вместо того, чтобы открыть, запирает ее на защелку.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – говорит она.

Антония чувствует, что Джон всем своим весом навалился на деревянную дверь.

– Я собирался все тебе рассказать, – говорит он, и в его надтреснутом голосе слышится скорбь. – Но не нашел подходящего момента.

– Мы просидели в кафе на улице Седасерос три часа одиннадцать минут. Ни словом не обменявшись. Так что, по-моему, у тебя был подходящий момент.

– Мне было страшно. И стыдно.

И тут Антония взрывается. Обрушивает на него несправедливый гнев.

– Только вот твой страх и твой стыд убили Карлу Ортис.

Она хочет сделать ему больно. Хочет перебросить свою боль на него.

И у нее получается.

Правда, ее боль, конечно, не исчезает, а напротив, лишь усиливается.

Джон больше не наваливается на дверь.

По ту сторону молчание. Долгое молчание.

Вдруг у ее ног раздается какой-то шорох. Джон что-то протолкнул под дверь.

Это ее металлическая коробочка с капсулами.

Антония опускается на пол. Берет коробочку и с силой сжимает ее в кулаке. Пытается заплакать.

Но у нее не получается.

2 Нежданный гость

Спустя десять-двенадцать минут, когда Антония все еще сидит на полу, пытаясь прийти в себя, в палату снова стучат. Думая, что это вернулся Джон, она мгновенно вскакивает, поворачивает защелку и распахивает дверь.

– Прости, я…

И тут же замолкает. Потому что это не Джон.

Собственно говоря, этот худощавый высокий мужчина с впалыми щеками – последний человек, которого Антонии хотелось бы сейчас видеть.

Сэр Питер Скотт, посол Соединенного Королевства в Мадриде, бывший генеральный консул в Барселоне, командор Превосходнейшего ордена Британской империи стоит сейчас на пороге палаты с явным намерением зайти.

– Отец? – удивленно говорит Антония.

– Привет, – отвечает он.

За этим приветствием не следует ни объятий, ни теплых слов, ни радости. Вместо этого – холодный атмосферный фронт низкого давления и возможность порывистого ветра.

Все сложно.

Сэр Питер – тогда еще просто Питер – приехал в Барселону в 1982 году. В год Чемпионата мира по футболу. Пока весь мир наблюдал за тем, как ФРГ терпит поражение от Италии, Питер Скотт обустраивался в своей новой квартире на улице Сардениа. В шаге от арены для корриды. (Какой же это все-таки варварский обычай, говорил он по телефону матери) Он в ту пору был обычным служащим. Днем занимался административными делами в консульстве. А вечером гулял по Ла-Рамбле, пил кофе и предавался тайному пороку: английской литературе восемнадцатого века.

Он как раз был погружен в чтение Песен Невинности Блейка, когда проходившая мимо женщина споткнулась и выплеснула кортадо[54] ему на брюки. Кофе был обжигающе горячим, но Питер даже не обратил на это внимания. Его в тот момент гораздо больше занимали темные глаза незнакомки. Это была миниатюрная женщина с каштановыми волосами и очень светлой, почти прозрачной кожей. Ей было так стыдно, что она даже не извинилась. Пока она помогала Питеру собирать с пола осколки чашки, книга тоже упала со стола, приземлившись между кофейной лужей и фарфоровыми осколками. Увидев обложку, женщина продекламировала:

– Кто скрутил и для чего нервы сердца твоего? Чьею страшною рукой ты был выкован – такой?[55]

Удивившись цитате из своего любимого стихотворения (самого прекрасного, страшного и душераздирающего из всех когда-либо написанных), Питер сказал:

– В Испании нечасто встретишь людей, знающих Блейка.

Улыбка незнакомки озарила всю Ла-Рамблу, отразилась от Монтжуика и потонула в сердце Питера.

– Было бы странно, если бы я не знала, – ответила она. – Я заканчиваю университет по специальности «Английская филология».

Одиннадцать месяцев спустя, одним солнечным сентябрьским днем, Питер Скотт и Паула Гарридо обвенчались в церкви Санта-Мария-дель-Мар. А еще через год родилась темноглазая девочка, которую отец решил назвать Мэри. В честь Уолстонкрафт, конечно, а не Шелли, которую Питер не слишком почитал.

– Мне безразлично, что ты там решил, – сказала Паула. – Ее будут звать Антония, как мою маму, царствие ей небесное.

После шести лет кропотливого труда Питер был назначен консулом. Счастью не было границ. Паула и Питер безумно любили друг друга и обожали дочку.

Но спустя год как-то утром Паулу вырвало. В тот день она почувствовала тупую боль в боку. А через восемь недель Паула умерла от рака поджелудочной железы.