Красная королева

– Кувшин разбивает лишь тот, кто отправляется на поиски воды. Я знаю, бабушка. А ты скажи это тому, кто остался ждать воды в деревне, умирая от жажды.

Расскажи это Карле Ортис или полицейским из команды Парры. Шесть погибших и один между жизнью и смертью. Да и сам капитан в тяжелом состоянии.

– Девочка, хватит уже себя изводить. Прекрати обвинять себя в том, чего ты не делала. Ты хоть раз порадовалась за всех тех людей, которым ты помогла? Людей, которые даже имени твоего не знают? Ведь нет же. Ты лишь упиваешься своими, как тебе кажется, промахами и сидишь в этой больничной палате, бесконечно страдая. Я уже не знаю, как тебе помочь. И вообще, пойду-ка я спать.

Она прерывает связь.

Такая невоспитанность настолько не в духе бабушки Скотт, что Антония остается в полном смятении.

Она знает, что бабушка права, но ничего не может поделать. Так уж есть: мы всегда концентрируемся именно на тех, кому не смогли помочь.

Особенно, если те, кому мы не смогли помочь, – наши близкие.

Например, человек, лежащий на больничной койке. Навсегда запертый в собственной голове.

– Мне так тебя не хватает, – говорит Антония.

Маркос не отвечает. И его сердечный ритм остается неизменным, как показывает электрокардиограмма.

Антония открывает на айпаде фотографии. В папке «Избранные» один-единственный снимок. Они с Маркосом держат праздничный торт. Маркос смотрит на торт, а она в камеру.

Как обычно, она разглядывает себя с презрением. Нет, этот человек на фотографии – не она. Это какая-то посторонняя идиотка, неспособная предвидеть того, что произойдет буквально через пару недель.

Она засыпает.

И видит сон.

Маркос работает в своей маленькой мастерской. Извлекает из песчаника сухие ритмичные звуки. Она с мучительной ясностью представляет, что должно сейчас произойти: ведь это происходило уже тысячу раз. Она сидит не в гостиной над кипой бумаг, отчетов, фотографий. Она сейчас рядом с ним, смотрит через его плечо на скульптуру, над которой он работает. Это сидящая женщина. Руки покоятся на бедрах, лицо безмятежно, а туловище при этом наклонено вперед, словно женщина чем-то насторожена. Как будто она увидела вдруг нечто, заставляющее ее подняться с места. Но ее ноги пока утопают в камне, резец их еще не освободил. И уже не освободит никогда.