– Ой, ну ты и скажешь! Так ничего и не поняла? Я не заодно с Эсекиэлем. Я и есть Эсекиэль.
Карле кажется, что в животе у нее возникает ледяная рука и принимается выковыривать, выскабливать все ее внутренности.
– Что ты хочешь, Сандра?
– От тебя? Ничего. Можешь быть спокойна.
– Сколько ты потребовала от моего отца? Я уверена, что…
– Карла Ортис во всей красе, сразу пытается договориться. Наследная принцесса. Только вот речь на этот раз не о деньгах.
– А о чем тогда?
– Я просто попросила твоего отца сказать пару слов телевизионщикам.
– В смысле?
– Рассказать о ваших цехах в Бразилии. В Аргентине. В Марокко, Турции и Бангладеш.
Карла поворачивается и подползает к двери, пытаясь заглянуть в вентиляционный люк.
– Я могу все тебе объяснить про каждое из этих мест, Сандра. То, что говорит пресса, – это неправда…
Сандра снова заливается смехом.
– Прибереги свои речи для кого-нибудь другого, Карла. Я бы еще могла тебе поверить, если бы у меня не было доступа к твоему компьютеру. И к тому, что я в нем обнаружила. Самые маленькие пальчики лучше всего подходят для шитья, не так ли?
– Мы очень помогаем этим странам. И дети работают только с согласия…
Три яростных удара подряд заставляют ее замолчать. Они звучат так близко, что в уши ей словно вонзаются острые гвозди.
– Заткнись, сучка. Сколько стоит твой дом? Пять миллионов? Сколько стоит твоя машина? Сколько стоило твое платье для Бала дебютанток? Двадцать тысяч сраных евро. Месячная зарплата тысячи детей, чтобы несколько часов покрасоваться в тряпке от Зухаира Мурада…
Ее темп речи ускоряется, и следующих слов не разобрать. Она еще какое-то время продолжает говорить, смеяться, но Карла уже ничего не понимает.
Она хочет что-нибудь ответить, что-нибудь про нюансы и про сложности международного рынка. Объяснить, что Сандра все неправильно понимает.
Но она просто ждет, плотно сжав губы.
– Прости, прости, – успокоившись, говорит Сандра. – Иногда меня несет. Говорят, у меня с головой не все в порядке, но что они понимают, эти чертовы психиатры? Да кто вообще хоть что-то понимает в этом мире. Если бы мир был устроен разумно, ты бы сидела за решеткой. Так что получается, что я не такая уж и сумасшедшая.
Сандра наклоняется прямо к вентиляционному люку и понижает голос. Словно шепчет секрет на ухо своей старой подруге.
– Послушай, с тобой все прошло прекрасно. Гораздо лучше, чем с тем мелким, что был здесь до тебя. Этот лживый засранец пытался меня обмануть. А ты нет, Карла. Ты отлично держалась.
Собрав последние силы, Карла спрашивает:
– Сколько времени мне осталось?
– Чуть меньше двадцати шести часов. Но думаю, тебе незачем волноваться. Я уверена, твой отец сделает то, что я ему сказала. В конце концов, ведь это его грехи, а не твои. И любой отец сделает все возможное, лишь бы дочь не должна была расплачиваться за его грехи, разве не так?
Она уходит, но ее смех еще какое-то время висит в воздухе, словно плотное ядовитое облако.
31
Фотография
– Всех на свете все равно не спасешь, – говорит бабушка Скотт.
Антония ее разбудила: в английской деревне еще нет и пяти утра. Но для бабушки это значения не имеет. Она сделана из особого материала. Такого, который в любой ситуации излучает лишь свойственное его природе сияние. Антония знает это и относится к такой особенности с большой ответственностью. Поэтому бабушка, отвечая на видеозвонок с заспанным лицом после четырнадцатого гудка, приветливо улыбается. Она знает, что из-за ерунды внучка не стала бы ее беспокоить.
– Он был все время у меня перед глазами. Если бы мы только проверили номер «Мегана» вчера вечером…
Антония не может поверить, что прошло всего лишь двадцать шесть часов с того момента, как они обнаружили, что номер такси был ненастоящим. И она совершила ошибку, огромную ошибку, решив, что его украли со случайной машины.
Двадцать шесть часов. Примерно столько же (на час меньше) остается Карле Ортис до конца срока, установленного Эсекиэлем.
– Девочка, не будешь же ты нести на своих плечах всю тяжесть мира.
Но бабушка Скотт знает, что Антония по-другому не может. Точно так же, как не может сбросить с плеч вину за то, что произошло с Маркосом. Видимо, на плечах у нее очень много места для вины. Бабушка Скотт списывает это на ее недостаточное католическое образование (а также на испанскую кровь, доставшуюся ей от матери, хотя в этом бабушка ни за что в жизни не признается).
– Шесть смертей, бабушка. И все это лишь потому, что я вовремя не пришла к правильному выводу.
Обычно бабушка Скотт очень терпеливо выслушивает внучку, но порой и этому терпению приходит конец.
– Хватит уже хныкать. Это не ты подложила бомбы и не ты похитила ту женщину. Как там звучит африканское слово, которое ты мне как-то говорила?
Это «африканское слово», о котором вспомнила бабушка, относится к языку племени Га, живущего на юге Ганы. И на самом деле, это не одно слово, а целых два.