Красная луна

Гроза игнорировала бормотание Колючки до тех пор, пока оно не стало таким же невразумительным, как и отдалённый лай Длиннолапых. Это было бесконечное скуление, в котором постоянно повторялись одни и те же слова и фразы: «мы с Жуком», «Пёс-Отец», «Длиннолапые», «мщение» и «несправедливость».

— Как ты могла помочь кому-либо из собак? — высокий и негодующий голос Колючки начал расцарапывать Грозе черепушку. — Ты что, специально так говорила, чтобы нас запугать?

Гроза не поняла, что произошло. Словно последняя тонкая верёвочка, удерживавшая её бешенство на привязи, вдруг лопнула.

Вскочив на все четыре лапы, собака ожесточённо залаяла в морду Колючке:

— Что-что? Как я могла помочь? Что ты подразумеваешь под этими словами? Что я посмела беспокоиться о Стае? Пыталась обезопасить собак? По-твоему, я хотела вас запугать? Что ты мелешь, Колючка? Ну-ка, скажи мне: когда в последний раз я причинила вред кому-либо из собак в нашей Стае? Отвечай! Когда я навредила хоть одной собаке?

Колючка не отвечала. Сквозь красную пелену своей ярости Гроза заметила, что молодую собаку заколотила дрожь. Её округлившиеся глаза, прикованные к Грозе, налились ужасом. Она лежала, распластавшись и вжимаясь в землю, а Гроза стояла над ней, растопырив передние лапы над её головой. На оцепеневшую от страха морду Колючки что-то капнуло. Гроза осознала: это была слюна с её клацающих челюстей.

«О, Небесные псы! Что я делаю?»

Моргнув, Гроза попятилась назад. Но расправить свою искажённую морду собаке не удалось. Её глаза неотрывно наблюдали за Колючкой. Не переставая дрожать, молодая собака подползла к ней чуть ближе и перекатилась на спину, обнажив брюхо. Из её пасти свесился на бок язык, белки вокруг тёмных зрачков увлажнились.

— Прости меня, — проскулила Колючка. — Прости меня, Гроза!

— Нет, — облизала Гроза свои челюсти, поспешив спрятать клыки. — Это ты меня извини. Я не нападала на тебя, Колючка.

— Я… Я понимаю, Гроза, — голос Колючки запнулся, когда она снова перекатилась на живот. — Всё в порядке. Не было никакого нападения. Прости меня, — повторила собака, ни на секунду не отведя взгляда от Грозы.

— Я не хотела тебя напугать…

— Нет! Конечно же, нет! Я знаю! Я зашла слишком далеко. Извини меня, — затараторила Колючка, усевшись на задние лапы и плотно обвив их своим хвостом. — Извини!

Но, даже снова повернувшись мордой к Бескрайнему озеру, она продолжила искоса наблюдать за Грозой, и всё её тело колотил нервный страх.

Гроза встряхнулась, устремила взгляд на строительную площадку, но так и не смогла сосредоточиться. Её сердце в отчаянии металось по клетке из рёбер.

«Как же это произошло? Как же я допустила такое?»

Перед глазами Грозы то и дело возникали испуганные глаза Колючки. И ещё одно воспоминание преследовало и изводило охотницу — воспоминание о том, как сильная, упрямая и до безрассудства храбрая молодая собака смиренно лежала у её лап, трепеща и вымаливая прощение, а, может быть, жизнь?

«А я ведь только рявкнула на неё… Я никогда бы её не укусила. Понимала ли она это? Да, я разозлилась, вышла из себя и залаяла. Но я не собиралась её кусать!»

Но поверит ли в это Стая?

Эта мысль поразила Грозу в самое сердце, придавила её спину тяжким грузом мучительной боли и безысходного отчаяния:

«Не важно, что я делаю. И не важно, как часто я помогаю Стае или спасаю собак. Они всегда косятся на меня исподтишка — точь-в-точь как сейчас Колючка.

Все собаки думают, будто внутри меня живёт злобный, свирепый монстр. Который лишь поджидает удобного случая, чтобы вырваться наружу. И вопрос только времени, когда это случится.

Собаки в этом убеждены…

И они никогда, никогда не будут мне доверять…»

Глава девятнадцатая

Гроза испытала невероятное облегчение, когда её время Высокой Стражи, наконец, истекло. Она устало потащилась вниз по скальной тропе, не подождав свою напарницу. А Колючка даже не попыталась её догнать. Чёрно-белая собака выглядела подавленной и после стычки не обменялась с ней ни единым словом.

В сухой траве сбоку от Грозы зашуршало какое-то существо, похожее на дичь, но у охотницы не осталось ни сил, ни желания его ловить. Она лишь уныло повела ушами и побрела дальше, полностью погрузившись в свои мысли: «По крайней мере, я могу теперь спокойно пораскинуть мозгами. И я-таки положила конец глупым разглагольствованиям Колючки. Похоже, в том, чтобы считаться страшной Свирепой собакой, есть свои преимущества».

Гроза поочерёдно перебрала в уме всех подозреваемых. И снова задумалась о собаках, покинувших Стаю. Погоне не составляло труда навещать старых друзей в пору бессолнечницы. А это значило, что Лесник, Щётка, Шкирка и Стрела находились достаточно близко от их лагеря. И могли запросто заниматься вредительством и нападать на своих бывших собратьев по Стае. Если бы хотели, конечно…

«Лесник — довольно крупный пёс, — вспомнила Гроза. — И он всегда был буйным. Он из числа уцелевших собак. И довольно свиреп. Мог ли он незаметно прокрасться сюда и убить Бруно?