“Не-пе-ре-жить…” Д. выходит на крыльцо, закуривает и смотрит на дорогу, потом на часы. Волгу уж переехала, наверное. Почитать, пока она в дороге? Перед приездом юницы он взволнован. Из рук все буквально валится. Сходить на лес Бирнамский? Повырубить? Иль оседлать железного коня и вдаль по буеракам? Встретить на коне, произвести известное впечатление? А то и вовсе умчаться, ручку крутанув? На барские пруды или до Липовых Ложков? Можно, пожалуй, но лень. И он целый час сидит на крыльце с кружкой кофе. Кто же все-таки упреждает бомбиста? Неважно, главное, куда они прячут улики. Полиция на подходе, бомбист бросается к дверям напротив. Удача – врач, минуя черным ходом гробовщиков, не запер дверь. Дрова, корыто, свечка. Коридорчик ведет в кабинет. А! Кто вы? Аня! Сейчас жену! Полицию! Хрипит. Да здесь она уже, ваша полиция… И тот бросается к ногам. Умоляю! Федор Михайлович! (Хватает за руки.) Иначе виселица! (Д. цокает языком.) Что ж? Встреча с персонажем, тот сладостный момент, когда искусство и жизнь почти неразличимы. И писатель входит в положение. Сюда, сюда – давайте. Они тискают стопки под кровать, опускают покрывало. Бомбист уходит. Сцена в кабинете (стук в дверь): Федя, Федя! Он слаб, он открывается жене. Она… Нет, все ж надо убрать эти гнилые доски. Ведь барышня, а тут грязь и ржавые гвозди. Да вот хотя бы сюда, здесь они простоят до второго пришествия. …А ночью третий удар, великий писатель умирает. Прямо на стопках запрещенной литературы отдает богу душу. Затемнение, она еще не знает, что муж мертв. На сцене только дежурная лампочка. В тишине всё громко тикает, комната превращается в часовой механизм. Дом превращается в часовой механизм. Вся Россия превращается в часовой механизм. Финальный монолог: героиня вспоминает Дрезден, Женеву. “Моя бедная Сонечка”. Монолог жены или вдовы? Надо проговорить с Лаурой. Потом лампа перегорает, репетиция окончена. Сверчок и Д. аплодируют.
Она сделала, как он сказал – выехала чуть свет, миновала без пробок Солнечногорск и Клин и к обеду перебралась за Волгу. Она сделала это с удовольствием, она привыкла подчиняться. “Через сто метров второй съезд направо”, – напомнил навигатор. После кругового движения машина оказалась на мосту, в окно просунулась высокая колокольня. Торжок, здесь можно отдохнуть (говорил он). Но на этом ее привычка подчиняться заканчивалась, за рулем она предпочитала сидеть без антрактов.
Она перебралась в Москву из Питера, она оттуда сбежала. От мужа, но больше от своей матери, а потом собиралась развестись. Известный режиссер, заметил на курсе, пригласил в театр. Букеты, рестораны, богема. Лауре льстило, откуда она могла знать тогда? А через год у них родилась девочка. Но режиссер пил. Загулы. Мог на несколько дней просто исчезнуть, потом стоял в дверях на коленях. Через неделю все повторялось, и она уходила с ребенком к матери. Та гнала обратно: терпи. Ее родители были знаменитой балетной парой, в компании зятя мать переживала вторую молодость. Она не могла позволить дочери выйти из игры.