Красная площадь

— Не думаю, — уверенно возразил Неверов. — Там, на даче, ничто не мешало ему слинять втихую — просто повернуться и уйти, не поднимая шума. А он вместо этого одним ударом вырубил здоровенного омоновца, отобрал у него оружие и даже кошелек, а на закуску пригвоздил ножиком к стене его ксиву. По-вашему, это поведение беглеца? Вряд ли «калаш» и «пимка» нужны ему для того, чтобы с боем сесть в поезд Москва-Владивосток. Нет, Федор Филиппович, он намерен воевать, причем до конца.

— И?..

— И я должен добраться до него раньше, чем в этой войне появятся новые жертвы. Я так понимаю, что Скороход, хоть и «приличный дядька», не станет сидеть сложа руки и ждать, когда его шлепнет полоумный инвалид. Да и заказчик, видя такое дело, тоже постарается как можно скорее убрать сбесившегося исполнителя. Не понимаю, кстати, почему он этого до сих пор не сделал… Так что, Федор Филиппович, если мы не хотим, чтобы все концы в этом деле были обрублены, мне придется в очередной раз проявить свою разносторонность. Мне надо быть не в стороне от событий, а в самом их центре. Отсюда вопрос: нет ли у вас какого-нибудь выхода на Скорохода, а еще лучше — на начальника его службы безопасности?

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что старший менеджер Нимчук приказал долго жить, — быстро подхватил Клим, — и его место вакантно. А я всю жизнь мечтал покататься на машине с полным багажником баксов!

— Учти, это очень нездоровое занятие, — заметил генерал.

— Курить и хлестать литрами кофе тоже нездоровые занятия, — сказал Клим, делая глоток из чашки и с удовольствием затягиваясь сигаретой. — Зато какие приятные!

— Все-таки ты ненормальный, — с убеждением произнес Федор Филиппович.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно констатировал Клим.

— Ладно, — вздохнул генерал, — попытаюсь что-нибудь придумать. Только будь осторожен.

В ответ на последнее замечание, которое Неверов не без оснований считал бессмысленным, он только хмыкнул. Темные стекла его очков были обращены к реке, и в них, как в паре зеркал, отражалась слегка искаженная панорама Кремля.

Глава 6

Павел Григорьевич Скороход галантно отодвинул кресло (именно кресло, ибо назвать эту в высшей степени солидную и одновременно изящную конструкцию из гнутого темного дерева и обшитых кремовым плюшем подушек стулом просто не поворачивался язык), помог даме сесть и только после этого уселся сам. Набежавший официант первым делом поставил на столик вазу и, приняв у Анны Кирилловны роскошный букет, бережно водрузил его туда. Под мышкой у него была зажата тисненая кожаная папка с меню; отстранив меню движением большой белой ладони, Скороход по памяти продиктовал заказ на двоих, кивком отпустил официанта и с очаровательной улыбкой повернулся к своей спутнице.

Анне Кирилловне было уже, наверное, под пятьдесят, но выглядела она от силы на сорок, а когда давала себе труд как следует почистить перышки — вот, например, как сейчас, — ей легко было дать тридцать, от силы тридцать пять. Павел Григорьевич разглядывал ее с нескрываемым восхищением, как обычно гадая, какова она была в свои двадцать лет. Есть женщины, которые, как хорошее вино, с годами становятся только лучше; судя по всему, Анна Кирилловна относилась именно к этой породе. Время ничуть не повредило ее красоте и обаянию, а, напротив, придало им законченный, совершенный блеск.

Разумеется, здесь не обошлось без новейших достижений косметологии, а может быть, и пластической хирургии. И разумеется, все это стало возможным лишь благодаря стабильному и притом довольно высокому доходу, который на протяжении многих лет получала эта хрупкая женщина. За что? Ну, это разговор особый…

Скороход неимоверным усилием воли взял свои мысли под жесткий контроль и заставил их свернуть прочь со скользкой дорожки, по которой они совсем уже было устремились. Он знал, что возвращения на эту кривую тропку не миновать — таков уж был предстоящий разговор, таковы были их отношения с сидевшей напротив шикарной дамой, — но старался по возможности оттянуть этот момент. Для успеха переговоров Анну Кирилловну надлежало максимально к себе расположить. Это было бы проще пареной репы, окажись собеседница пустоголовой фифой, которую волнует только состояние ее ногтей и гардероба, но Анна Кирилловна, увы, была умна и проницательна, как тысяча чертей, что сильно усложняло стоявшую перед Павлом Григорьевичем задачу.