Красная площадь

Анна Кирилловна Громова равнодушно пожала плечами: черт с ней, с репутацией! Главное, что дело того стоило.

* * *

Невзирая на то что Иван Алексеевич Твердохлебов решительно и бескомпромиссно, а порой и весьма изобретательно отвергал современную жизнь со всеми ее сомнительными благами и несомненными недостатками, мобильный телефон у него имелся. На приобретении «этой хреновины», как называл сотовую трубку несгибаемый отставник, когда-то настояла его жена. Бывало, и не раз, что, выйдя из дому за хлебом или отправившись с дачи порыбачить на реку, до которой по прямой было метров сто, Иван Алексеевич пропадал на сутки. Где он был и что делал, Твердохлебов помнил смутно, а чаще не помнил вовсе. Очнувшись от сна наяву, он мог обнаружить себя в совершенно незнакомом месте, расположенном в двадцати, а то и в сорока километрах от дома, причем по состоянию обуви и по тому, как ныли мышцы ног, было ясно, что это расстояние он прошел пешком. Зная за собой такую слабость и понимая, как волнуется во время подобных отлучек жена (он ведь, черт подери, мог не просто гулять, и одному богу известно, что случилось бы, попадись ему во время одной из таких прогулок какой-нибудь «душман»), Иван Алексеевич согласился на приобретение мобильника, который представлялся ему чем-то вроде собачьего поводка — правда, очень длинного.

Со временем он привык к телефону и даже признал в нем вещь не только удобную, но и полезную. Аппарат был вроде портативной рации, только намного лучше, и позволял в любое время дня и ночи, практически из любого места связаться с женой, да и не с ней одной. Приятно было, например, сидя на берегу с удочкой, набрать «товарища Сухова» и сообщить ему, обливающемуся потом в общественном транспорте или торчащему в километровой пробке на Садовом, что только что выловил пятикилограммового леща и что на речке благодать — ветерок веет, рыбка плещется, и даже комаров почти нет… Сначала сообщить, а потом послушать, как он там стонет и завистливо матерится. Это ж милое дело, услада для сердца!

После того как сначала жена, а за ней и «товарищ Сухов» отошли в мир иной, мобильный телефон Ивана Алексеевича практически перестал звонить, если не считать нечастых ошибочных соединений и еще более редких звонков из общества ветеранов афганской войны. Сам Твердохлебов никому не звонил, но телефон продолжал носить при себе и по мере необходимости заряжал батарею — это был привычный порядок, установленный женой, и майор по старой армейской привычке строго его придерживался, даже не задумываясь, зачем ему это надо.

Однажды телефон зазвонил. Номер на дисплее не определился, но майору было на это наплевать — он был уверен, что кто-то опять попал пальцем не в ту кнопку. Он ответил на вызов только потому, что хотел прекратить трезвон, который, во-первых, действовал на нервы, а во-вторых, разряжал батарею, которую он привык заряжать не чаще раза в неделю. Жизнь приученного к дисциплине и порядку немолодого вдовца на восемьдесят процентов состоит из устоявшихся традиций и закостенелых привычек. Со стороны этот набор глупых предрассудков и высосанных из пальца установлений выглядит смешно, а порой и жалко, но носителю упомянутого набора малейшее нарушение порядка представляется едва ли не святотатством.

Ошибочный звонок можно было просто сбросить, нажав клавишу отбоя, но Твердохлебов по опыту знал: на свете полно индивидуумов, которые будут раз за разом давить кнопку повторного набора, вместо того чтобы просто проверить набранный номер и исправить свою ошибку. Поэтому он отложил в сторону библиотечную книгу, взял лежавший на журнальном столике телефон и ответил на вызов.

В трубке раздался мужской голос, поначалу показавшийся Ивану Алексеевичу довольно странным. Он был гнусавым, хриплым и шипящим одновременно; правда, по ходу разговора удивление медленно, но верно шло на убыль, пока не исчезло совсем. Собеседник говорил такие вещи и делал такие предложения, что с его стороны не казались лишними любые предосторожности. В частности, включить антиопределитель номера и до неузнаваемости изменить голос ему сам бог велел.