От Карташевского остались только лишь его бумаги, исписанные множеством непонятных знаков, старые книги на арабском, греческом, немецком и старославянском. А вот могилы его не осталось. Потому что тело таки не нашли. И с того дня, как «формула» была найдена (кажется, произошло это в конце августа) больше о нем никто ничего не слышал.
Жена Григория Ивановича была официально признана вдовой. По старым связям мужа, тянувшимся еще со времен ведомства, она смогла договориться о том, что в будущем выкупит всю землю, примыкающую к его маленькой мызе. После чего она в спешном порядке приобрела имение Руново, располагавшееся чуть севернее когда-то принадлежавшего ее супругу жилища, а затем и мызу в Кобрино. С деятельностью вдовы Карташевского связано много неясностей. Складывается ощущение, что она буквально металась по округе, от одной усадьбы к другой, выкупая их у владельцев. Но застраивать участок у тракта, в последствии ставшего Балтийской железной дорогой, который по негласным договоренностям и так должен был отойти к ней, не собиралась. Только лишь в самом конце уже девятнадцатого века она полностью приобрела права на те поля и леса, включая Новые Маргусы, что стали сегодняшней Карташевской, и названной в честь своей тогдашней владелицы. Многие до сих пор считают, что причиной этого была прозорливость Карташевской, усмотревшей возможность получения прибыли от «дачного бума», накрывшего тогда волной Петербург и его окрестности. Однако, в таком случае следует признать, что Надежда Тимофеевна была провидцем, выкупившем Руново и Кобрино еще в самом начале 1840-х, за тридцать лет до строительства железнодорожного полотна, позволившего петербуржцам превратиться из обычных горожан в дачников, а после и в «зимогоров», как иногда называли тех, кто оставался на дачах зимой, но официально проживал в Санкт-Петербурге. Застраивать саму «дачную колонию Карташевской» начали только в 1890-м.
На самом деле причина действий вдовы бывшего начальника управления духовными делами иноверцев была в другом. Надежде Тимофеевне было известно то, что происходит в окрестностях мызы ее бывшего мужа, вокруг которой она скупала земли и имения. Карташевская пыталось обезопасить людей от того, что выпустил на свободу ее покойный муж. Чувствуя в глубине души, что не смогла вовремя остановить старика. И не нашла ничего лучшего, кроме как заливать пожар творившегося ужаса – деньгами состояния, таявшего день ото дня.
На следующий месяц после бесследного исчезновения Григория Ивановича в окрестных деревнях стали пропадать люди. Некоторых из них находили, других – нет. Найденные были мертвы. Исчезновениями крестьян заинтересовался тайный сыск из Луги, но никаких внятных объяснений того, что происходило в те дни в окрестностях Кобрино и Сиверской, не было предоставлено. Деревни пустели. Надежда Тимофеевна, уверенная, что ко всему происходящему имеет какое-то отношение покойный муж и его эксперименты, не могла сделать ничего, кроме как, сохраняя истинную причину случившегося в тайне, обезлюдить те имения, что располагались ближе всего к дому. Конечно, не все земли удавалось выкупить. Так было, например, с деревней финнов-савакотов Меньково, принадлежавшая наследникам Демидова. Однако, постепенно вокруг усадьбы, принадлежавшей семье Карташевских, образовалась некая зона отчуждения. За пределы которой загадочные смерти не распространялись. Будто затухая кругами на воде от брошенного камня. Некая сила, губившая людей, двигаться в другие части губернии, судя по всему, не могла.
Так продолжалось до 1871-го, пока в Петербург из Забайкальских степей, к своему брату Сультиму, не приехал Жамсаран Бадмаев. Сультим в то время держал аптеку в Петербурге, практиковал лечение травами и уже был известнее в свете как «тибетский» доктор, наделенный тайным знанием. Хотя, родился он в Бурятии. Так же вскоре начали называть и Жамсарана, впоследствии принявшего крещение от престолонаследника Александра. И ставшего Петром Александровичем.