Холодный свет ламп подрагивал на Лизиных волосах тусклыми отблесками. Пивоваров, прижав Никишину к себе, ничего не говорил, понимая, что говорить сейчас что-то бессмысленно. В глубине души он тоже ощущал страх. Не было уверенности, соотносится ли это ощущение как-то с тем состоянием, в котором находилась сейчас Лиза. Но порой ему казалось, что он тоже близок к такому же ужасу. Только плакать у него вряд ли получится.
– Понятно, что пока в магазине ты была, спокойнее жилось. Ну и тут наладится. Немного уже осталось. Мы, как только в Сиверкой будем – я в район позвоню. У тебя телефон есть же еще?
– Не ловит в Карташевской. Сам знаешь, через раз. Мы все думали, что вышка барахлит. Помнишь, сколько раз техникам тогда звонили? Цыгане говорят, не из-за вышки. Из-за Матвеевского дома. Он в себя волны забирает. – Всхлипывать Лиза перестала. – Да и магазин, это все… Мне кажется, оно то же самое.
– Что?
– Да что и это. Думаешь, лучше жить от зарплаты до зарплаты? Не так страшно, конечно, как когда тебя ножом режут. Но примерно то же самое, кредиты эти выплачивать, каждую неделю думать, что и как. Тетка еще звонит… Так что ладно, нормально все. Правда наладится?
– Думаю да. Если Бадмаев не врет, то завтра все и закончим. Как-нибудь. Только пойму, как, и все. Я сколько спал, не знаешь?
Лиза посмотрела на часы:
– Да часов десять, наверное. Сейчас обед почти.
– Прогуляюсь пойду, что ли. – Костя поднялся с груды мешков, чуть не опрокинув кресло вместе с Лизой.
– Там снег выпал. – Никишина, словно стыдясь своих слез, убирая волосы с лица, стала искать свалившийся куда-то за кресло газетный лист. – Иди, конечно, я вот устройство винтовки изучаю. Сказали же, стрелять завтра придется. Прямо в мертвеца, призрака стрелять. Как Федотова и хотела. Бадмаев думает, что именно там он и появится – краевед поехавший ритуал завершит.
Обрывок газеты оказался советской брошюрой, рассказывающей об устройстве «трехлинейки».
На улице все еще шел снег. Костя вышел во двор Солнечного Дома. Двор был белым, изрезанным цепочками следов людей и кур. Крупные хлопья падали с неба, медленно кружились в воздухе, бесшумно встречались на земле с замерзшими лужами, крышами цыганских сараев и кусками брезента, укрывавшими кучу угля около самого порога. Где-то топили печь. Пивоваров ощутил запах дыма, смешавшийся с промозглой сыростью. Уже почти зима. Хотелось выйти из двора, но ворота оказались заперты. Никого из цыган поблизости не было. Поэтому он решил обойти цыганские владения и немного прогуляться по лесу, тому, в котором Солнечный Дом по сути и стоял, уходя многочисленными пристройками и навесами в чащу, отгороженный с улицы только лишь по трем сторонам участка.
Пройдя по бетонной дорожке между грядками, Костя оказался за домом, в зарослях шиповника и сирени. Тропинка вела дальше, в лес, петляя среди стволов. То тут, то там между деревьями были набиты доски и листы фанеры, соединявшие одно дерево с другим, образуя подобие стен. Где позволяла высота дерева – цыгане устроили навесы из полиэтилена, натянутые между ветвей. Когда снежинки падали на полиэтилен, было слышно, как они шуршат, скатываясь по гладкой кровле этих маленьких лесных домиков. Где-то вместо стен на стволах просто висели тряпки, державшиеся на толстых бельевых веревках. Такие шатры, с проросшими сквозь них молодыми осинками, попадались на Костином пути два или три раза. Кое-где были устроены шалаши из веток или елового лапника, сложенные пирамидками. И несколько раз он видел ржавые листы железа, прикрывавшие ямы между поросшими бурым мхом корнями поваленных елок. Цыганский дом не ограничивался только лишь двумя зданиями во дворе, бывшими снаружи во много раз меньше, чем внутри. Тянулся он, как Пивоваров и предполагал, вглубь леса, постепенно растворяясь среди коры и веток, сливаясь с чащей.
Тропинка вскоре исчезла. Идти пришлось прямо по белым от снега кочкам сухого болота, через черничник, поднимавшийся зелеными, безлистными, похожими на кораллы палочками из сугробов.
Лес был черно-белым. Шапки сырого снега скопились на ветках, сделав их хорошо заметными в осенней полутьме. Так бывает, когда выпадает первый снег. Множество деревьев в одночасье словно возникает из ниоткуда. Становится понятно, что стволы и кроны имеют свою форму, вплоть до мельчайшего сучка обоснованную тем, как и где это дерево росло. Монолитный, черный до этого лес, всю осень с завершения листопада бывший просто пятном сумрака, граничившим с поселком, теперь стал скоплением отдельных деревьев. Каждое из которых соседствовало с другим, похожим на него, но одновременно совершенно отличным от своего соседа. Желтая, сухая трава припала к земле под тяжестью снегопада.