Красная роса (сборник)

слив и черешен здесь не было! Все, что росло на полесской земле, собралось в этом саду как на

подбор и выстроилось, как на параде, в ровненькие, под шнурочек, ряды. Здесь тебе и

августовское яблоко, и боровинка, и папировка, и млиевский ранет, и титовка летняя. Это дары

лета и щедрой осени, такие, как обыкновенная антоновка, мраморно-белая и пахучая, а рядом с

нею бельфлер-китайка, пепин литовский, путивка осенняя, ворвулевка, восково-золотистая

данешта. Когда урожай в саду — на всю осень хватит этих кисловато-сладких плодов, а на зиму

будут заложены в хранилища такие неоценимые сорта, как бойкен, буцкое, кальвиль снежный,

пепин шафранный, ранет золотой курский, тиролька обычная, разнообразные гибриды

Симиренко, джонатан и еще какие-то нововыведенные, никому не известные сорта,

поименованные звучными и красивыми названиями.

Сортов груш здесь значительно меньше: летние — глеки и гливы, лимонки и ильинки,

бергамоты, любимица Клаппа; осенние — бере, лесная красавица, александровка, зимние

мичуринки.

Яблоки и груши еще только сделались привлекательными, внешне они уже совсем похожи

на съедобные, хотя и до того, чтобы их употреблять, еще далеко, а вишни: анадолька и лотовая,

ранняя шпанка и особенно черешня — уже отошли. Словно и не было их этим летом. Только

обвисшие и ободранные, а кое-где и поврежденные ветви свидетельствуют о том, что деревья

гнулись от плодов и еще недавно здесь шумел праздник сбора сочного урожая.

Венгерка обыкновенная, ренклод зеленый и ренклод колхозный, «Анна Шпет» и еще какие-

то нововыведенные гибриды слив еще ждут своего часа, еще плоды их твердые, как железо,

зеленые, только кое-где на самых верхушках их чуть-чуть покрыл сизоватый дымок, еще будут

они и золотистыми, и сизыми, и полосатыми.

Люблю я сады. Во все времена года. И тогда, когда стоят осенью грустно, разбазарив всю

свою летнюю красоту, растратив осеннюю позолоту, на ветвях не остается ни единого листика,

разве какое-нибудь яблочко прилепилось одиноко; в зимнюю пору они прекрасны на снежном

фоне, словно выкованные из чистой бронзы медно-шершавые стволы, плетеное-переплетеное

кружево ветвей превращает их в ирреальное зрелище, больше тяготеющее к произведению

искусства, чем естественное; весной сады неповторимы в своем пышном цветении, в

нерукотворном свадебном наряде, в своей прекраснейшей поре влюбленности в жизнь и солнце,

в поре великого таинства зарождения того извечного чуда и богатства, которое щедро дарит нам

сад уже летний.

Брожу по саду, забыв о том, с какой целью сюда прибыл, вообще забыв о том, что это я, что

мне здесь что-то нужно, что попал сюда на время, что мне уже пора, спросив о том, что меня

интересует, возвращаться назад к определенному судьбой привычному делу. Ненароком

оказался в нерукотворном храме природы, которую люблю сызмальства, от которой в юности не

собирался отрываться и все же в силу обстоятельств и никем не писанных законов жизни

вынужден был закопаться в холодных стенах современных сооружений, окунуться в бумажные

лабиринты с головой, окунуться в свои мелкие делишки, которые в свое время показались было

важней всего сущего в природе. С тех пор для меня уже не существовали ни эти могучие

деревья, ни лес, ни поле, ни все то, без чего нет земли, сини небесной, самой жизни.

Нет, я не забыл о том, что все это существует, оно не только существовало в

действительности, оно все время жило и во мне самом. Но не жило, а влачило существование,

таилось на самом донышке моего «я», лежало в глубоком тайнике. Но время от времени оно

всплывает на белый свет и радует именно так, как обрадовал, захватил и очаровал меня этот

чудо-сад, в который я попал совершенно случайно. Не случайно, правда, а по делу, но мог бы по

этому делу не обязательно обращаться именно сюда.

С раннего детства люблю сады. Может быть, потому, что у нас не было своего сада. Моим

родителям выпал такой надел, на котором упрямо не росли фруктовые деревья. Каждой осенью

покойный отец сажал в почву молоденькие саженцы, весной они оживали, цепко цеплялись за

супесок, а со временем начинали чахнуть, скрючиваться, на них нападали то тля, то парша, то

гусеницы сползались, наверное, со всего села, если не со всей земли, объедали хрупкие веточки,

изводили молодую поросль. Зато у моего дедушки по матери рос прекрасный сад, вековали в нем

старые коренастые деревья, ни один вредитель к ним не прикасался, созревали в листьях

заманчивые плоды, и я, сколько ими ни лакомился, не мог насытиться. Сказано же, что наесться

под завязку можно только тем, что имеется в твоем доме.

Уже в детстве мечтал я о собственном саде. В школе нас учил ласковый и знающий учитель

природоведения. Он просто очаровывал меня своим предметом, в естественнонаучном кружке я