Красная роса (сборник)

— При том, что и Пуговица, — объяснял я.

Оленка оказалась очень общительной девочкой. Со всеми обращалась вежливо, кто с ней

добром — к тому и она обращалась с лаской, кто на нее дохнет холодом, тому и она в ответ

бросит холодный взгляд. И все же, видно по всему, тянулась она к нам, селянам, решительно и

умело ставя на место городских зазнаек.

— У меня классовый подход, — однажды объяснила она мне наедине.

— А что это такое? — не постыдился я проявить перед девочкой собственную

ограниченность.

— А это когда ты защищаешь классовые интересы бедных и не даешь возможность

распоясаться разным лавочникам и нэпманским выродкам.

Сложно говорила Оленка, не все мне было понятно в ее рассуждениях, но интуитивно я

чувствовал, что она, отстаивая какие-то «классовые интересы», целиком и полностью стоит на

моей стороне.

— А откуда это у тебя? — спросил я.

— Что именно?

— Ну, эти… классовые…

— А-а. Это от Поликарпа. Он у меня стойкий большевик.

Поликарп, как оказалось, был не кем другим, как ее отцом. Мать у нее умерла несколько лет

назад. Жили они до этого в самом Киеве, там Оленка и закончила четыре класса. А в этом году

переехала в наш город, так как ее отца назначили сюда на работу.

Вскоре я познакомился с Поликарпом. Совершенно случайно.

Любил я в одиночку после занятий в школе бродить по улицам — знакомился с городом.

Бывало, забреду на самую окраину, сную и петляю, как заяц, по улицам и закоулкам, вычитываю

на табличках, как они называются, иногда и заблужусь, а не расспрашиваю, сам выбираюсь.

Частенько и вечер заставал в незнакомом месте, но я не паниковал, направлялся туда, где ярче

светились огоньки, и выходил куда надо.

Однажды я и встретил Оленку на одной из улиц. Узнал ее еще издали по зеленому

пальтишку, по красным чулочкам и синему беретику. Она энергично шагала рядом с незнакомым

человеком, крепко держась за его руку. Я сразу же догадался, что это и есть тот самый

всесильный и всезнающий Поликарп, на авторитет которого она так часто ссылалась.

Показался мне на первый взгляд этот Поликарп не то чтобы необычным, а даже

исключительным человеком. Если бы не шагал он рядом с Оленкой, я, наверное, испугался бы.

Первое, что бросилось мне в глаза, его рост. Такого рослого человека, по правде говоря, я не

встречал до этого времени ни в своем селе, ни здесь, в городе. Оленка возле него — как синичка

возле аиста. Высокий, широкоплечий, длинноногий. Одну ногу он тянул и, если бы не опирался

на крепкую палку, вырезанную то ли из сучковатого дуба, то ли из какого-то другого дерева,

наверное, и совсем завалился бы на одну сторону. Но не рост его меня поразил и даже не

хромота, испугало выражение его медно-красного лица, густо усыпанного следами оспы, поразил

его необычайный взгляд. Из-под густых рыжеватых бровей и низкого надбровья раскаленным

угольком пылал карий, почти золотистый глаз, а другой, такого же цвета, мертво застыл. Потом я

заметил, что неподвижным глаз был не случайно, вообще, видно, он чудом уцелел после

сабельного удара, след от которого прорезал весь лоб, рассек бровь и даже достал скулу.

Странным лицом обладал отец Оленки. Украшала его лишь густая копна каштановых волос,

ниспадавших на лоб, на виски, лежавших на ушах и за ушами; завитки их были и на крепкой

шее; если бы не эти волосы, наверное, само лицо было бы похожим не столько на лицо

человека, сколько на маску сказочного великана. Одет этот человек тоже был нестандартно: на

нем добротно сидела одежда не штатского — военного покроя, но подобранная так, что одно

взаимоисключало другое, и поэтому в этой одежде напрасно было искать что-либо близкое

привычной моде того времени. На ногах — сапоги, сшитые в форме неправильного

четырехугольника, даже неопытный человек мог сразу понять — шилась обувь не для красоты, а

для удобства, в таком сапоге любая нога будет чувствовать себя наилучшим образом, и

просторно ей, и тепло. Штаны из добротной ткани цвета хаки, из такой прекрасное галифе

выходит. На нем же были не штаны, а словно конструкция из двух труб, сшитых сверху вместе и

украшенных на коленях кусками желтой юфти, видимо, для прочности. Нашивки эти надежно

сливались с голенищами сапог, от чего создавалась иллюзия единства сапога со штаниной.

Плечи его ладно облегал просторный пиджак из серой шерстяной материи, с большими

карманами по бокам. Из-под расстегнутого на шее пиджака — синяя в белую полоску рубашка,

над левым нагрудным карманом серебрился и золотился невиданный знак, такой поразительно

красивый, что мои глаза сразу же прикипели к нему, и я безошибочно определил, что это не

просто вещь, она указывает на исключительность этого человека.