Красная роса (сборник)

потому, что ростом вымахал выше всех, просто всем стало очень смешно, а девчушка сразу же

пришлась по сердцу каждому. Все в ней было ладным: круглая головка на длинной смуглой

шейке, прическа без каких-либо лент, скромное серое платьице, из-под которого выглядывали

ножки в сандаликах, эти четырехугольные сандалики были на ней какими-то необычайно

привлекательными.

— Садись к нам…

— Сюда давай…

— Вот здесь свободное место…

Со всех концов класса приглашали девочку, а она не спешила занимать место, внимательно

присматривалась ко всем. Затем решительно протиснулась к задним рядам и села возле кого-то

из селян.

«Панычек», который был у нас старшим, до этого молчал, а тут вдруг сразу приступил к

исполнению своих законных обязанностей.

— Ты из какого класса?

— Из того, какой нужен! — осой прожужжала девочка.

— Я не в шутку. Я — староста. Здесь пятый «Б».

— А я из пятого «А».

— А заблудилась, как первоклашка, — прозвучала в голосе старосты победная насмешка.

— Сам ты заблудившийся. Я переведена согласно приказу заведующего.

В классе наступила тишина. Имя заведующего на всех действовало магически — мы видели

его издали, не слышали еще даже его голоса, но почему-то дрожали при одном упоминании о

том, что он где-то есть. Наверное, эта девчонка натворила такое, чего и не придумать, если сам

заведующий перевел ее в наш класс. Того и гляди, эта «малышка» дойдет до того, что из школы

попрут… Неизвестно уж почему, но с первого дня учебы повис над каждым из нас как дамоклов

меч беспричинный страх оказаться вне школы. Шепотом распространялись слухи, что

заведующий школой — человек очень суровый и крутой, за малейшую провинность выгоняет из

школы и правого и виноватого. Особенно тех, которые босые и в смехотворных сермягах…

Не успели освоиться — учитель в класс. Наступила мертвая тишина.

— Все в классе?

— Все! — это «панычек». — Еще и одна новенькая, — косой взгляд назад.

Новенькая оказалась «персоной грата», учитель ее, видимо, знал хорошо, спросил с

удивлением:

— Оленка? Почему здесь?

— Поликарп договорился с заведующим…

— Борис Петрович разрешил?

— Без разрешения я никогда ничего не делаю, Федор Иванович, — не то с упреком, не то с

вызовом сказала девочка.

— Что ж, хорошо. Допишите Олену Скотинскую..

С этого момента она стала нашей одноклассницей. И, наверное, отныне и прозвище

отхватила на все время школьного бытия. У нас каждому давали прозвище. Оленкино не очень

далеко ушло от настоящей фамилии: Скотинская. Зачем же Скотинская, если сокращенное

Скотинка значительно проще, удобнее, а главное, язвительней.

Оленка восприняла это как должное, даже была довольна этим.

— Скотинка так Скотинка. Скажу Поликарпу — помрет со смеху… Спасибо, панычек, за

ласку…

Смешливо блеснув глазами, еще и поклонилась старосте.

— При чем тут Панычек? — вскипел тот.

— При том, что и Скотинка! — хохотнула она.

К нашему старосте прилипло Паныч. К моему большому удовлетворению. Я называл его так

в мыслях, а вслух произнести не решался. Даже после того, как он прилепил мне одно из самых

обидных прозвищ. А было это так.

Явился я на первый урок, вырядившись в теплую сермягу. Может быть, потому, что в этом

году сентябрьские дни наступили прохладные, а может, и просто постыдился красоваться в

полотняной рубашке.

Первым встретил вот этого самого Паныча, который явно кичился своим зипунчиком, густо

украшенным блестящими пуговицами. Именно они, эти перламутровые красавцы, и пленили мой

взор. Не сразу заметил я, что Паныч не меньше загипнотизирован пуговицами на моей сермяге.

Конечно же мои застежки были куда проще, но тоже не просто болтались на одежке, а исполняли

роль пуговиц. Выстрогал я их собственноручно из твердого, как железо, корня боярышника,

отшлифовал до блеска осколком разбитой бутылки, мать прикрепила их дратвой к сермяге, и те

самодельные пуговицы держались на моей одежонке с крепостью не меньшей, если не большей,

чем старостины перламутровые.

— О! — испуганно округлил глаза Паныч. — А это что такое?

Я какой-то миг взвешивал — отвечать на этот глупый вопрос или промолчать. И все же, из

уважения к его перламутровым, решил объяснить:

— Повылазило? Пуговиц не видел?

— Пуговиц? Где же ты их достал? На какой фабрике?

— Сам вырезал, из дерева, — решил я доконать Паныча.

Он растерянно захлопал глазами, неловко промолчал, дабы удостовериться, даже

прикоснулся пальчиками к моим застежкам, а уж тогда изрек:

— Ну что ж… Возможно, и так… Послушай-ка, Деревянная пуговица, а ты откуда такой

взялся?..

Вот так и пристало ко мне: Деревянная пуговица. Или просто — Пуговица. Обидно,

несносно, неумолимо. Как злой приговор самой судьбы…

Оленка отомстила за мою обиду, влепив прозвище моему обидчику. С этих пор, заслышав от

него «Деревянную пуговицу», я так вежливенько, будто бы даже безразлично, копируя Оленку,

откликался:

— Спасибо, Панычек, за ласку…

— При чем здесь Панычек? — негодовал староста.