Красная роса (сборник)

Ох, этот Иосиф, этот Осип Иванович. Этот маэстро и композитор Осип Касалум!

Осип Иванович, смогла определить Инесса, еще пребывая в восьмом или девятом классе,

принадлежал к тем деятелям культуры, которые сами о себе формируют общественное мнение и

сами же определяют свое место в общекультурном процессе. Он, правда, мастерски

аккомпанировал на аккордеоне, баяне и даже на обычной гармошке-«тулке» певцам и поэтому с

незапамятных времен принадлежал к составу исполнительского коллектива концертного бюро.

Кроме того, он когда-то при каких-то обстоятельствах сложил несколько песенок, которые кем-то

и где-то исполнялись «на людях». Это и дало ему основание, не пряча глаз, представляться

звонким титулом композитора-концертмейстера.

Инесса ни разу не слышала песен композитора Касалума — ни по радио, ни в исполнении

кого-нибудь из певцов, кроме одной, следует сказать небесталанной, песенки, которая, к

сожалению, была популярна только в их доме. Осип Иванович имел немало друзей. Они так же,

как и композитор, были достаточно славолюбивыми. Осип Иванович был гостеприимным

хозяином, приглашал своих соратников по культурной ниве в собственный дом. Празднование

триумфа, собственно, начиналось до этого в какой-нибудь из так называемых забегаловок, но

для того, чтобы развернуть его в заметное событие, не хватало мелочи — «капиталовложений»,

как удачно определял эту ситуацию сам Осип Иванович.

Мать встречала и мужа, и гостей без особого энтузиазма, щурила глаза и кривила уста,

презрение и гнев выражала откровенно, но это не замечалось. Наоборот, хитрющие и развеселые

Касалумовы дружки делали вид, что в дверях не на терновую ограду наталкивались, а что им под

ноги стелились охапки роскошных роз и лавровых венков.

— Свет Ольга Павловна! — выкрикивали они. — Хоть бейте, хоть ругайте, хоть повешению

предайте, хоть свершите отсечение глав преклонно-повинных с помощью секача-гильотины, но

не закрывайте дверей, не выслушав…

Сколько помнит Инна, именно этой тирадой начинали неофициальный концерт коллеги

Касалума, и хотя даже дураку нетрудно было понять пустозвонство и банальность явного

шутовства, но мать постепенно «распогоживалась», отступала в сторону, и сквозь завоеванную

дверь протискивались «деятели искусств», срывали с голов шляпы, по очереди прилипали

мокрыми губами к безвольной материнской руке и хвастливо выкрикивали в унисон:

— Славная-преславная наша княгиня Оленька Павловна! Если бы вы только могли слышать

нас сегодня! Как божественно звучал бархатный голосина нашего будущего заслуженного… Как

превзошел самого себя неизменный и незаменимый маэстро композитор Осип Касалум!..

Осип Иванович считал возможным и самому откликнуться простуженным басом:

— Что правда, Оленька, то правда, мои друзья хотя и преувеличивают, но не врут… Звучал!

Да, Касалум звучал сегодня как никогда.. Поэтому не могли не зайти…

Говорят, что лесть и солнце пригревают так, что лед на сердце человека тает. Наверное, это

так. Мать начинала улыбаться, затем уже наигранно укоряла и распекала льстеца Касалума.

Почувствовав перемену в настроении жены, Касалум подмигивал сообщникам. И те быстренько

импровизировали домашний хоровод.

Повзрослев, Инесса осознала простую истину: Осип Иванович заявлялся со своими

дружками водить хоровод именно в те дни, когда мать получала переведенные ей за дочь

алименты.

Родного отца Инесса не знала, родители развелись еще в то время, когда ребенку было

всего лишь несколько месяцев, поэтому замена одного отца другим обошлась для нее

безболезненно. Осип Иванович вошел в ее жизнь, едва она начала что-либо осознавать, поэтому

и называла его отцом и долго не могла понять, почему она не Осиповной пишется в школьных

списках, а Ивановной и почему фамилия у нее не отцовская и не материнская. Мать легко ее

убедила, что бывает и такое, когда каждому члену семьи дают не только разные имена, но и

разные фамилии, ведь и сама она тоже пишется Буржинской, и ничего в этом странного, даже

красиво получается — в одном доме столько разных фамилий.

О том, что Осип Иванович ей не родной отец, узнала случайно, когда подслушала упреки

матери опьяневшему мужу, который бессовестно зарился на дочкины алименты. И до этого она

не любила Касалума, а с тех пор он стал ей просто противным. Когда же она спросила о том,

родном отце, мать на нее ополчилась: не смей так говорить, у тебя нет другого отца! И только со

временем вынуждена была признаться: у Инессы был другой отец. Не только был, но где-то и

живет себе, но он не стоит того, чтобы о нем думать и вспоминать. Он оказался нехорошим

человеком, зверем в человеческом облике, даже страшнее зверя, так как дикий зверь не

отказывается от собственных детей, до конца за них борется, а он отказался, безжалостно