из автобуса, лучше бы поехала куда глаза глядят… Но вот встретились, разговорились. Доброй и
ласковой показалась ей та…
Сидела и думала: как быть? Посидеть, молча встать, бросить на прощанье этой красавице
мачехе обидное слово, передать привет отцу и метнуться назад?
Воспоминание о Касалуме немного охладило ее. Одинаковы они: и ее отец, похожий на
Джека Лондона, и композитор Касалум. И в конце концов, она теперь от них независима. Не
стоит отчаиваться, злиться… Ты, девка, уже способна во всем разобраться трезво, объективно,
принять правильное, достойное взрослого человека решение и соответственно вести себя. Если
кто натворил в жизни глупостей, то имеешь ли право ты, Инок, их повторять? У мамы появился
Иосиф, у отца — Ольга Карповна. Значит, равновесие. Гляди же, Инесса, чтобы не случилось с
тобой такого, что останешься совсем одинокой, без отца и без матери. Значит, спокойствие,
спокойствие и выдержка.
Сама себе удивилась: рассудительность и спокойствие вселились в ее сердце.
Ольга Карповна суетилась у газовой плиты:
— Вот мы сейчас приготовим ужин, подкрепимся, а там и вечер настанет, полюбуемся нашим
лесным предвечерьем, тут у нас вечерняя пора неповторима. Сколько живу, не могу
налюбоваться…
— И давно вы здесь живете? — осторожно забросила удочку Инесса.
— Пятнадцать лет как один день.
— И так сразу же и привыкли?
— Да где уж там! Закончила институт, ну, меня как одинокую в глушь, в село. Оно здесь
вблизи, за Талью, недалеко. Глушь, тоска, но я же сельская, мне не привыкать. Ну, работаю и
работаю, а сама думаю: отработаю свое, а тем временем принц на золотом коне появится,
заберет отсюда… — Улыбнулась ласково-задумчивой доброй улыбкой. — А он, оказывается, здесь
проживал, в своем зачарованном замке…
— Иван Матвеевич? — одеревеневшими губами спросила Инесса.
— Он… Еле живым тогда был. Операцию ему перед тем тяжелую сделали, пол-легкого
отрезали. Ну, я и взялась за него. А у него тяжелая рана в груди, да еще тяжелее боль в сердце.
Жена у него была и маленькая дочь, он их очень любил. Жене не понравилось, видимо, в глуши,
бросила его, больного, беспомощного… Ну что ж, Иван Матвеевич не такой человек, чтобы кого-
либо осуждать. Он ее, молодую женщину, понял. Кому, говорит, хочется жить с больным мужем…
Словно окаменела Инесса, сидя на стуле. Неужто ей все это не снится? Ведь такое не может
походить на действительность… Тут что-то не так. Наверное, она приехала не к своему отцу, к
совсем другому Ивану Матвеевичу попала. Слушала речь Ольги Карповны, а в душе творилось
что-то ужасное.
— Поставила я на ноги Ивана Матвеевича, ожил он. Ну и получилось так, что подружились…
Рассеивалась в сердце Инессы неприязнь к этой женщине. Она не сомневалась в том, что та
говорит правду, ведь какая была бы ей польза обманывать незнакомую девушку. Смешались в
голове мысли, перепутались чувства, вдруг ощутила себя очень и очень уставшей, сон закрывал
ей глаза, клонилась вниз голова.
— О, да ты совсем спишь, девушка? — забеспокоилась хозяйка. — Потерпи минуточку, скоро
ужин поспеет.
Не дала уснуть без ужина приветливая хозяйка, накормила, приготовила постель на
веранде, уложила спать.
— Отдыхай, дитя, сон силы множит…
— Спасибо вам за ласку… — сквозь сон пробормотала Инесса.
Не случайно говорят: утро вечера мудренее. Инесса проснулась добрая, налитая жизненной
силой. Окинула незнакомое помещение, сразу и не поняла, где она, как сюда попала.
Спала она на удобном диванчике, чемодан ее и одежда лежали на низеньком круглом
столике и стульчике-недомерке, все было здесь красиво, удобно и оригинально. Отклонила
занавеску, выглянула в окно и сразу же вспомнила: она в доме отца…
Но не пронялось радостью ее сердце, наоборот, грусть и смятение наполнили душу. И
тревожный трепет охватил ее, ведь в любой миг может открыться дверь, зайдет тот
таинственный, похожий на Джека Лондона Иван Матвеевич и сурово спросит: а кто ты, девица,
зачем сюда пожаловала? Что ему сказать, что ответить?
Сказать те слова, которые приготовила для отца в дороге, она уже не сможет. Очень уж все
перепуталось… Ее семейная история не была такой простой и ясной, какой казалась ей поначалу.
Она быстро оделась. Не знала, как ей выбраться отсюда на волю, вдруг ощутила себя
птичкой, пойманной в силок. Заметила дверь, ведущую в сад, попробовала открыть, нажала на
нее, повернула серебристую ручку, и дверь легко открылась. На нее повеяло таким прохладным
и ароматным воздухом, ее встретили такими торжественными голосами птицы, что далее
остановилась в дверях завороженная и стала всматриваться и вслушиваться в окружающий ее
волшебный мир.
Дремал в предрассветной тиши молодой сад. Раскидистые ветви яблонь тяжело свисали до
самой травы, серебристой от густых рос, так как уже яблоки, тугие и зеленые, тянули их к земле,