вытаскивали через опущенные задние борта носилки с распластанными на них человеческими
телами. Солдаты из команды ефрейтора Кальта старательно помогали санитарам, затаскивали в
помещение раненых вояк.
Война катилась на восток, берлинское радио в передаче, начинавшейся голосистым
завыванием сотен фанфар, сообщило, что война почти уже закончена, так как Красная Армия
почти полностью разбита, миллионы красных солдат взяты в плен. И приходилось просто
удивляться, откуда же взялось столько раненых и искалеченных немцев, если на советской
земле не осталось защитников?
Просторная калиновская больница в течение нескольких часов переполнилась, раненые, кто
молча, кто со стоном, кто выкрикивая в бреду проклятья, лежали друг возле друга, еле
уместились в палатах, в коридорах, для санитаров оставались только узенькие проходы.
Неустанно хлопотали врачи, операционная, освещенная от аккумулятора, не успевала
принимать одних, а на подходе были уже другие.
В ночной суете было не до Ганса Рандольфа.
Затаился Калинов. Всю ночь по его улицам сновали тяжелые снопы белого света, похожего
на тот, который сеют с неба висячие ракеты, так и казалось, что они вынюхивали, выискивали
что-то в темноте. Калиновцам было не до сна, тревога и беспокойство поселились в их душах.
Платонида, одна из многих сестер Вовкивен, уж на что была не из пугливых, но и она
вспомнила и про бога, и про царицу небесную, и про всех святых, сколько их ни было. Она
заподозрила, что вся эта суета, это беспрестанное мигание фар и урчание моторов, шастанье
машин по поселку возникло потому, что кто-то донес фашистам о бегстве Спартака с девушкой и
что это именно за ними началась такая бешеная погоня. Ждала, что с минуты на минуту с
треском сломаются крепкие ворота в ее усадьбе, что вот-вот возле ее хаты, перед самым порогом
остановится одно из таких глазастых чудовищ и ей бросят под ноги связанных веревками или
проволокой, избитых, окровавленных хлопца и девушку. Она вся дрожала, но не пряталась,
сидела на пороге своей хаты, прижимала руки к груди, натягивала на плечи старый шерстяной
платок, который раньше так хорошо согревал ее, а сегодня пропускал тепло, просевал его, как
через решето.
Все-таки дождалась. Только не страшного, а радостного. Из тьмы, из-за хаты, из глубины
сада неслышно появилась некая фигура.
— Это вы, голубка?
Если бы призрак не отозвался голосом Евдокии Руслановны, Платонида восприняла бы эту
фигуру как плод болезненного воображения. Не сразу и поверила, что это именно она, Евдокия
Руслановна, та самая Вовкодавиха, которой в это время следовало бы быть не здесь, а как можно
дальше от того, что творилось.
— Это вы, сердце мое?
— Да я же, я…
— Уж и не ведаю, Евдокиечка, то ли мне мерещится, то ли правда…
Евдокия Руслановна схватила своей разгоряченной от ходьбы рукой холодную Платонидину
руку.
— Ой, голубушка-голубушка…
— Сердце мое, Явдошка, прячьтесь же поскорее, ой бегите же, а то здесь такое творится…
— Я ненадолго… Я быстренько… Ну же, рассказывайте…
На рассвете в Калинове и в самом деле начало твориться что-то невероятное, с точки зрения
калиновцев, самое ужасное из того, что могло быть, но Евдокия Вовкодав в это время уже была
далеко от поселка, направлялась к своему лесному дому…
Когда собралась вся команда, ефрейтор Кальт устроил поименную перекличку своих
подчиненных. Он был уставшим, но счастливым — наконец дорвался до настоящего дела.
Хриплым голосом выкрикивал фамилии, не очень-то прислушиваясь к торопливым, резким, как
выстрел, ответам.
— Рандольф.
И уже назвал новую фамилию, не обратив внимания на то, что Ганс не откликнулся. Ему
подсказали, и Кальт, наливаясь злостью, уже громче позвал сонливого вояку, но и после этого —
молчание.
Оказалось, что солдат Рандольф исчез, и исчез неизвестно куда. Посылавший его за
рабочей силой был не из команды Кальта, и исчезновение Ганса стало для всех загадкой.
Впервые подчиненные увидели, как ефрейтор растерялся, лицо его превратилось в
гипсовую маску.
— Кто знает, где Рандольф? Где он может быть? — расспрашивал он подчиненных.
— Может, спит еще…
— Тихоня, тихоня, а уже подцепил медхен…
Команда развеселилась, словно и не было позади бессонной хлопотливой ночи. Хитрый
Рандольф, вместо того чтобы ворочать носилки, где-то, наверное, отлеживается с молодкой в
мягкой постели. Так думали солдаты, в этом был убежден и ефрейтор Кальт.
— Ахтунг! — окрепшим голосом скомандовал он. И сразу же, как и подобает
сообразительному, инициативному командиру, принял единственно правильное решение.
— Искать! Найти и привести!
Команда немедленно рассыпалась, приготовила, автоматы к бою и начала облаву.
Прочесывали улицу за улицей, двор за двором, хату за хатой, врывались через двери; если они