Вовкодавом. Первый секретарь райкома тоже на первых порах и слышать не хотел: «Именно без
тебя тут и не обойдутся, только бабусь нам и не хватало в таком деле». Однако она сказала, что
все равно останется, и он сдался: «Считай, Дока, что в некоторым смысле ты права, как-никак в
трех подпольях побывала». — «В третье пока только собираюсь». — «Что ж, ладно», — вздохнул
тот. К сердцу прильнула нежная волна. Где он теперь, наш первый? На фронте? В тылу? Скорей
всего, в тылу — организовывает, налаживает, приказывает, убеждает.
Она готовилась к этому третьему подполью тщательно, взяла на себя роль его организатора,
тайком, сурово, с глазу на глаз, без свидетелей вела разговоры с десятками людей, осторожно
прощупывала каждого, никому сразу ничего не предлагала… Она знала: оккупанты придут, а
сердцем, как и сотни тысяч, миллионы советских людей, не могла до конца в это поверить.
Когда это произошло, Евдокия Вовкодав не сидела ни минуты сложа руки. Она —
разведчица, агитатор, организатор сложной, запутанной и незримой системы связи, без которой
не может существовать ни один партизанский отряд. Этому она научилась в подполье при
Деникине и при Петлюре, должна была еще и в Киев попасть после захвата его белополяками, но
не успела, только пробралась в Бровары, а тут и Первая Конная подоспела, стремглав побежали
белополяки с Украины вместе со своим маршалом Пилсудским.
Она была тогда юной девушкой, может быть, слишком юной для разведчицы, но, поскольку
работала под руководством выдающихся конспираторов, революционеров, воспитанных самим
Лениным, а природа наделила ее сообразительностью и бесстрашием, могла проникнуть в такие
места, о каких другие и подумать бы не смогли, узнавала о таких вещах, которые прятались под
десятью замками.
Опыт превращает человека в личность. Опыт Евдокии Руслановны, вошедшей в состав
небольшой группы, будущего партизанского отряда, ее присутствие среди людей разных по
характеру, склонностям, закалке и, наконец, умению воевать — воевать они были готовы все, но
никто из них не знал толком, как это делается, — ее настойчивость и решительность в такой
обстановке должны были стать опорой для других. Евдокия Вовкодав это хорошо осознавала,
поэтому и направилась сразу же в разведку. Теперь знала: оставить группу без четкого
представления о внешнем мире нельзя. Надо знать, что происходит вокруг них сегодня,
предусмотреть то, что будет завтра и послезавтра, надо вырисовать перед собой ясную
перспективу, которая позволит отряду стать боевым и мобильным, по возможности неуязвимым
для врага.
Встревоженная, но довольная, возвращалась она в отряд. Несла точные сведения о
сложившейся ситуации.
С Платонидой незадолго до отправки в лес она разговаривала так, как разговаривала с
немногими калиновцами. Распознала за долгие годы соседства в Вовкивне саму себя,
Вовкодавиху, пришла к твердому выводу: «Вот такой была бы и я, если бы добрые люди не
поверили в меня, не вовлекли в великое дело, не осветили разум и душу высоким и чистым
светом идей». Платонида же, к сожалению, осталась заземленной, будничной, хотя и с доброй,
отзывчивой душой, такие люди, как Платонида, если уж становились кому-либо другом и
товарищем, то оставались ими навсегда.
Не ошиблась Евдокия Руслановна. Встретила ее теперь Платонида с такой радостью, с какой
разве что встречала родных сестер, хотя и явилась к ней соседка в лихую минуту. Сразу же
догадалась: не убежища искать, а за чем-то другим, за более важным пришла Вовкодавиха, за
таким, которое оплачивается, бывает, не только кровью, но и самой жизнью.
Обо всем рассказала ей Платонида. А в довершение ко всему еще и Чалапко, калиновского
бургомистра, позвала. Пошел, почесывая голову, на нежданный вызов, сам себе удивился: и
зачем это она его зовет? Да еще так скрытно? С такими предосторожностями? Э-эх, Платонидка
милая, всю жизнь не звала, всю жизнь только снилась, а теперь вот, когда уже поздно, позвала…
Только увидев у Платониды Евдокию Вовкодав, догадался, зачем понадобился.
«Бегите, немедленно прячьтесь, исчезайте, не то кому-кому, а вам первой… если не девять
грамм, то галстук из веревки», — торопливо советовал он, явно стремясь как можно быстрее
избавиться от напасти, опасаясь, что Платонида, гляди, попросит приютить опасного человека, а
где он ее спрячет? Или он сам себе враг, чтобы набрасывать собственными руками удавку себе
на шею?
Евдокия Вовкодав сдержанно поздоровалась, вопрошающе взглянула в глаза. Так было и в
мирное время — здоровалась, но смотрела вопрошающе: а кто ты есть, Софрон Чалапко, и что ты
прячешь в своем сердце?
«Это хорошо, — сказала она, — что в бургомистры взяли именно вас. Если бы спросили
нашего совета, то мы подсказали бы именно вашу кандидатуру», — она невесело улыбнулась. А