Красная роса (сборник)

— Не верится, что Андрей Гаврилович… Все еще жду его, так и кажется, что появится на

стежке, скажет свое: «Ну, хлопцы-молодцы…»

— Не скажет… Надо без него… Действуй, командир!

— Легко сказать…

— А мы тебя поддержим, подправим… Считаешь, вот нас собралось полтора десятка, и все?

Только нами будешь командовать? Вон уже пришли хлопец с девушкой. Пришли? А завтра-

послезавтра десятки, сотни придут. Фашисты у власти, друг мой. Они у себя двенадцать

миллионов истребили, бросили за колючую проволоку, а с нами будут нянчиться?

— Перевоспитывать взялась пленника? — Белоненко перевел разговор на другую тему.

— Попробую. Рабочий парень… Просто интересно, одурманили ли простых немцев

окончательно или есть еще какая-то надежда…

Белоненко эта идея понравилась. Но ход событий в первые месяцы войны показывал, что

перевоспитывать зараженных эпидемией фашизма обывателей ох как нелегко.

— Похоже, не только словом придется агитировать… А ты, командир, давай начинай

активные действия…

— А с чего начинать?

— С организации. Найди надежные места для лагеря, не одно, а несколько, потому что если

прирастем к одному месту, то скоро пронюхают. Придется маневрировать. Базы надо заложить —

с продовольствием и оружием. Затем дисциплина, военные занятия… Проворонили мы это, ямы

копали, а воевать не научились. Владеть оружием надо в совершенстве. Наступление,

неожиданное нападение, отступление, характер боя, бой в лесу, в поселке — всему этому надо

людей учить. А я подполье организую, разведку налажу. Без народа вы слепые. А в народе…

Надо умело отсевать мякину от зерна, опираться на людей надежных, преданных патриотов… Но

не надейся, что все так сразу и побегут на твой призыв, так и схватятся за оружие. Фашистов

ненавидят, но и боятся. На вот, прочти…

Только теперь Евдокия Руслановна вспомнила, что у нее за пазухой приказы Цвибля,

старательно отклеенные Платонидой от заборов.

Белоненко расшевелил лозинкой дотлевающие угольки, костер ожил, красноватый свет упал

на скомканные листики. «Расстрел», «Расстрелять!», «Будут расстреляны!» — бросились в глаза

слова, выделенные крупным шрифтом. Представлял себе, как эти приказы подействовали на

калиновчан.

— Не всех эти приказы погонят в леса, заставят вооружиться. Будет приспосабливаться

человек, надеяться, дрожать и выжидать: а может быть, обойдется?

— Дела… — проговорил Белоненко.

Лес настороженно шумел. Постреливали угольки в пепле, время от времени легкий ветерок

стряхивал с дуба холодные росинки и перезревшие желуди. И вдруг из глубины как эхо:

— Стой! Кто идет!

И, как из-под земли, глухое, протяжное:

— Гаврило-о!

Белоненко и Вовкодав переглянулись.

— Гаврило прибежал, жди беды… — сказала Евдокия Руслановна.

Белоненко резко вскочил, нырнул в темноту. А вскоре Гаврило вышел из ночи, похожий на

лешего в своей леснической одежде.

— Ну, как вы тут? — глухо пробасил он. — Живы, волки вас не съели?

— С чем пришел, Гаврило?

— Гостей подбросило. Идите к сторожке.

— Кто такие?

— Отец Спартака. Сам капитан Рыдаев. Так неожиданно…

Ни Евдокия Руслановна, ни Белоненко ничего не знали об отце Спартака, однако

обрадовались и, разбудив парня, гурьбой направились к лесной сторожке.

…А туман плыл и плыл над землей, оседал на листья и стволы деревьев, на кусты и

пожелтевшую траву полнозерной росой, росинки наливались, вытягивались вниз, падали,

увлажняли и без того влажную землю.

Завернулся в лохматое одеяло Калинов, только бы и отдыхать, тешиться красивыми снами.

Но в эту ночь никто в поселке не спал и не собирался спать, разве что детвора улеглась, да и она

тревожно вскидывалась, вскрикивала от страшных сновидений.

Этой ночью тяжелой смертью умирал Качуренко.

В то время, когда все уже утонуло во мраке, его перевели из райисполкомовского

подземелья в резиденцию фон Тюге, которую он оборудовал себе в помещении райпотребсоюза.

За год или за два до этого неугомонный Раев соорудил домик для своего учреждения, а под ним

не обычный погреб выложили мастера, а возвели целый лабиринт без окон с крепкими дверями и

на мудреных засовах — для товаров, которые должны были храниться при постоянном

температурном режиме.

Склады опустели. «Молодцы» штурмбаннфюрера сразу же очистили их от лишнего и начали

спешно заселять теми калиновцами, для которых, по мнению Тюге, это было наиболее

подходящее помещение.

Уже с вечера по дворам, по хатам забегали черношинельники, в помощь им были

мобилизованы и нестроевые солдаты ефрейтора Кальта. Массивные двери складов то

открывались, то закрывались, темные подвалы хищно глотали испуганных людей. В одну из

порожних камер бросили и Качуренко.

Голодный, простуженный, он сидел на цементном полу, сдерживал тяжелый кашель, а тот