Красная роса (сборник)

— А-а-а! — по-дружески протянул ему руку фон Тюге, перед трапезой он пребывал в

игриво-благодушном настроении. — Хайль! Приветствую вас, будьте гостем.

— Большое спасибо, герр штурмбаннфюрер, — поблагодарил Кальт и, обернувшись к

Цвиблю, рявкнул вторично: — Хайль Гитлер, герр гауптман!

На минуту ефрейтор было растерялся, не знал, как вести себя с двумя Гретхен, но быстро,

как и надлежит бравому вояке, нашелся.

— Целую ручки прекрасным фрейлейн! — Но к ручкам не подошел. Фрейлейн, подыгрывая,

присели в книксене, сперва рыжеволосая, а за нею и пепельная, и хотя Кальт понимал, что над

ним смеются, как над последним недотепой, на лице его выражался такой восторг, что обе

фрейлейн не выдержали и рассмеялись.

Штурмбаннфюрер снова оглядел ефрейтора с головы до ног, бросил многозначительный

взгляд в сторону Цвибля, спросил:

— Наш ефрейтор один? Я приглашал гостей вместе со своими подругами…

Ефрейтор Кальт едва не лишился дара речи, но потом собрался с духом, отрапортовал:

— Мы их пока не имеем, герр штурмбаннфюрер!

Шел забавный разговор.

— Не верю! Не верю, ефрейтор! С такими данными, как у вас… с таким темпераментом! Ой,

глядите, ефрейтор, берегитесь туземок… Во всяком случае от меня поблажки не ждите. Если

начнете здесь плодить нам фольксдойче… Нет, нет, как хотите, ефрейтор, но я вам этого не

позволю…

Цвибль любил пошутить…

Кальт почтительно склонил голову.

Началась трапеза… Гретхен-пепельная игриво согласилась ухаживать за

штурмбаннфюрером. Гретхен-рыжеволосой ничего не оставалось, как увиваться возле Цвибля.

Ефрейтор заботился о себе сам и не был этим обижен.

Фон Тюге, как хлебосольный хозяин, поднял тост за гостей, напомнив, что они не просто

заявились сюда обедать, а приглашены на новоселье. Цвибль поднял рюмку за счастье,

благополучие и долголетие высокоуважаемого хозяина и его нового дома. Когда тосты

закончились, завязался разговор.

— За пожелание, капитан, большое спасибо, только следует думать, что оно не

осуществится…

— Вы не уверены в своем благополучии? — скривила губки Гретхен-пепельная.

— У нас такая служба, фрейлейн, что к одному месту надолго не прирастаем. Поэтому меня

никакие жилища не интересуют. Это мои молодцы постарались. Лично я могу поселиться даже в

подвале. — И сразу же к ефрейтору Кальту: — Кстати, ефрейтор, за вашего беглеца нам

заплатили… сполна… — Далее к Цвиблю: — Да, да, капитан, пятьдесят человек для ровного

счета, да и еще один сверху. Этот… «шеф» района…

Фон Тюге был душой общества, успевал есть и пить, разговаривать и сладко посматривать

на обеих Гретхен. Гретхен-пепельная уже не могла отвести от него влюбленных глаз.

Цвибль не был гурманом, ел мало и неохотно, шнапс попивал короткими глотками, больше

делал вид, что трапезничает, а на самом деле изучающе смотрел на фон Тюге.

— Упрямые они… дикая раса. Нормальный человек ни за что бы этого не выдержал… Были у

меня «клиенты», которые, только увидев моих молодцов со своими инструментами, начинали

говорить даже о том, чего и не знали, сознавались в том, чего и не делали. Отца-мать продавали,

от самого господа бога охотно отказывались… — продолжал фон Тюге.

Когда он был подвыпившим, забывал о необходимости оберегать от посторонних ушей

некоторые подробности своей профессии.

Цвибль гнал от себя прочь образ искалеченного Качуренко и никак не мог отогнать. Стоял

перед глазами этот замученный человек, о существовании которого он никогда не знал и никогда

и не узнал бы, если бы не оказался в этом ужасном Калиноу. Холодок гулял у него за

воротником, так как он понимал, что фон Тюге предупреждает присутствующих, а себя считает

всевластным распорядителем судеб не только местных жителей, но и всех тех, кто не

принадлежит к его касте, даже тех, кто сидит вот здесь, у него за столом. Пусть бы только в чем

ошибся он, капитан Цвибль, или хотя бы вот этот придурковатый с виду ефрейтор, фон Тюге

спуску не даст, глазом не моргнув бросит в холодное подземелье, перемелет самые благородные

арийские кости…

Думал одно, а беспокоился о другом, о чем и должен был беспокоиться ортскомендант на

новых землях.

— Скажу вам, дорогой Рудольф, меня очень беспокоит то, что большевистские агенты

остаются инкогнито. Это опасно. Они все здесь фанатики, а те, кого оставили специально…

Фон Тюге задумался над словами, сказанными Цвиблем.

— Ерунда, — наконец успокоил он собеседника. — Нами все предусмотрено. Всех

непокорных, подозрительных и неблагонадежных надлежит изолировать. В концлагеря. Для

дальнейшей фильтрации и… — он сложил пальцы, большой и указательный, и извлек звук,

похожий на выстрел.

— И все же могут вредить… — осторожно сказал Цвибль.

— Ерунда, — повторил фон Тюге. — У меня лично имеется план. Я не из тех, кто хватается