Красная роса (сборник)

Да, это был Иоганн Себастьян Бах, живой и творящий Бах, и Ганс с благоговением замер

перед ним, сдерживал слезы и думал: «Какое счастье жить в одно время с великим Бахом, жить в

мире, не знать никаких походов, не причинять никому никакого зла».

Прекрасная мелодия вдруг стихла, только эхо ее еще долго гуляло под сводом собора, во

всех углах. Ганс опустился на колени перед Бахом, хотел ему молиться, как живому богу, и не

имел силы произнести ни одного слова.

— Это фуга ми-бемоль минор, Ганс Рандольф. Слышал ли ты ее когда-нибудь?

Ганс, безусловно, не раз слышал эту фугу, но лишь теперь вспомнил, что это в самом деле

фуга ми-бемоль минор. Но даже головой кивнуть не мог в ответ на странный вопрос.

— Ее прекрасную мелодию я услышал у славян, в украинском фольклоре, Ганс Рандольф, —

не человеческим, а громовым, органным клекотом прозвучали слова Иоанна Себастьяна. — Я к

славянам ходил с добром, как друг, а не как враг…

Ганс Рандольф проснулся от чьих-то шагов, от возбужденных голосов и увидел, что уже

рассветает. С вечера не спалось. Нервное возбуждение напрочь прогоняло сон и усталость.

Только после разговора с женщиной, такой обыкновенной и такой значительной, немного

успокоился, стал надеяться, верить, что ничего страшного с ним не произойдет.

Где-то там, возле варварской будки, суетились люди, кричали на своем языке, а он все еще

не мог расстаться с тем, что ему приснилось. Так захотелось очутиться в родном городе,

пережившем века, заглянуть в каменные лица Баха и Гёте, послушать торжественную мессу в

соборе святого Фомы.

Но надо же такому присниться!.. Живой Бах. С грустными глазами, со словами упрека,

которые бьют в самое сердце: «Я к славянам ходил с добром, как друг, а не как враг…»

Наверное, необычная спасительница вчерашним разговором навеяла на него этот сон.

Узнала, что он из Лейпцига, и сразу: «Земляк Баха? А знаете ли вы, молодой человек, что ваш

Бах очень любил Украину? Фуги писал на мелодии из украинского фольклора?» Он не только не

знал этого, но и допустить что-либо подобное не мог. «То-то же, — сказала с грустью

женщина, — смаотрите на нас, как англичане на папуасов, и считаете, что большего, чем стать

вашими рабами, мы не заслуживаем».

Целый вечер и большую часть ночи Ганс думал над словами странной женщины. Говорит,

будто бы побывала в Лейпциге. Вспомнила, что вокзал у них посреди города, о памятнике в

честь битвы с Наполеоном тоже вспомнила, о знаменитой ратуше и конечно, же о Бахе и Гёте.

Совсем юной. Может быть, и правда…

Партизаны встретились с пограничниками, никто из калиновчан не только не ожидал, а даже

подумать не мог о том, что у них появятся такие гости. Усталые, оборванные и грязные, но в

фуражках пограничников, с винтовками за плечами, с полным комплектом боезапаса. Обессилев

почти до предела физически, они сохранили силу солдатского духа. Партизаны видели в них

солдат Родины, которые теперь пришли к ним, чтобы умножить ряды мстителей. Их наперебой

расспрашивали: откуда, что видели, какая обстановка…

Зиночка Белокор вместе с Кармен хлопотали около раненых. Спартак помогал им, чем мог.

Под прикрытием густого сосняка и кустов орешника пылало жаркое пламя; новоприбывшие,

обнажившись до подштанников, трясли над огнем свою одежду, делали это молча,

сосредоточенно и стыдливо — вытряхивали насекомых.

Зиночка внимательно осмотрела искалеченную ногу капитана Рыдаева. Хотя она была

только фельдшером, к тому же еще и молодым, сразу определила: необходимо вмешательство

опытного хирурга, сама же она была бессильна оказать квалифицированную помощь. Доложила

об этом Белоненко, тот по-командирски приказал:

— И все-таки, Белокор, оперировать капитана придется вам.

— Не могу… я… не… не могу…

— Надо! Ничего не поделаешь…

Вмешалась Евдокия Руслановна:

— Белоненко, вы похожи сейчас на Чапаева… Не может она, не может. Хирург нужен,

рисковать нельзя…

Кармен, которая стояла вблизи и слушала разговор, загорелась:

— Мурашкевича бы сюда…

Белоненко засомневался:

— Как бы его вытащить сюда?.. Откажется… Или «хвост» притащит.

— Берем со Спартаком эту операцию на себя, — уверенно сказала девушка. — И Ткачик

пусть идет… для прикрытия.

Насмешливо взглянула на Зиночку Белокор. У той сразу же высохли слезы.

— Может быть, лучше я? Я с Аристархом Платоновичем…

— Обойдемся без тебя, — отрезала Кармен, — за больными лучше посмотри.

Белоненко позвал Ткачика, велел готовиться к рискованному путешествию в Калинов.

Затем они зашли к капитану Рыдаеву. Переодетый, умело перевязанный пограничник лежал

на мягкой постели, выстланной из лесных трав и веток.

— О, да вы еще совсем юноша, капитан! — по-дружески улыбнулась Вовкодав выбритому и

умытому Рыдаеву. Пошутила: — В вас еще влюбиться можно.

— А что… Я и так уже чуть не женился на безносой, — пошутил он.

— Дел много, капитан, нельзя умирать, — произнес Роман Яремович.

— Избавиться бы от гитлеровского подарка, — вздохнул Рыдаев.