Красная роса (сборник)

— Я в ваших руках…

— На захваченной советской земле вам будет плохо. Земля будет гореть у вас под ногами.

Народ будет мстить немецким завоевателям за наглое нападение, за бесчестную войну, за

неволю, за нашу кровь. Ты это можешь понять, Ганс Рандольф?

Ганс думал.

— В Лейпциге я видела памятник. В честь какого события поставлен? В честь победы над

Наполеоном. Поверь мне, Ганс, на нашей земле со временем поставят памятники победы над

Гитлером, над фашизмом.

Ганс не возражал. Почему-то он вспомнил Курта Вебера. Если бы не Гитлер, был бы жив

друг его детства.

— Поэтому решай, Ганс: оставаться ли тебе верным своему фюреру или проявить классовую

солидарность и вместе с нами бороться с фашизмом. Иного пути у тебя нет…

— Я не люблю фашизм, — тихо прошептал Ганс. — Не все немцы фашисты…

— Я тоже такого же мнения. Но пройдет немало времени, пока честные немцы опомнятся…

Будь один из первых, Ганс.

— У меня нет выбора… Назад вернуться не могу… Но… у меня рука не поднимется… против

своих…

— Не против своих, Рандольф. Против фашистов…

XXX

Фон Тюге любил поспать, понежиться в постели, особенно после таких бессонных ночей,

какой была прошлая. Проснулся где-то в начале одиннадцатого, нежиться не стал, хрипло

крикнул:

— Гретхен!

Рыжеволосая Гретхен словно только и ждала этого зова. Встала на пороге, игриво

выбросила руку вперед:

— Хайль Гитлер! К вашим услугам, Рудо.

— Приготовьте обед на… шесть персон. Курт пусть позовет этих… Цвибля с Кальтом,

понятно?

— Яволь! Будет сделано. Прием?

— Должны отметить… как-никак, перемещение…

— И новоселье…

Парни штурмбаннфюрера были не промах, за какой-то час уже обшастали Калинов,

обнюхали все помещения и если уж сумели вынюхать для своей резиденции помещение с такими

подвалами, то и для шефа постарались отыскать особнячок в садике, обсаженный такими

цветами, каких во всей Германии днем с огнем не сыщешь. Раньше здесь жил ветеринарный

врач, немец по происхождению, Штромбах, человек уважаемый и достаточно зажиточный. Был

женат на дочери калиновских мещан, стал полновластным хозяином двухэтажного дома со

старым, запущенным садом, дом отремонтировал, сад расчистил, вырубил старые деревья,

насажал молоденьких, да еще таких сортов, что о них калиновцы и не слышали, а за грядками

перед окнами и за цветником поручил ухаживать жене, сухопарой Кларе Генриховне. Но не

только садом и цветами славилась усадьба Штромбахов, удивлял их дом и неисчислимой

семейкой, рождались у них дети почти каждый год, и никто толком не знал, сколько прыгает во

дворе Штромбахов малышей, возможно, и сами родители потеряли счет собственному потомству.

Одни только появлялись на свет, а другие уже женились или переходили на собственный хлеб.

Штромбахи первыми оставили Калинов, бросили и дом, и сад, и цветы. Карл Карлович

Штромбах принадлежал к чистокровным немцам — был сух, педантичен, немногословен и

честен, — однако не на шутку встревожился.

— Я их знаю, — доверчиво сказал соседу, — сюда придут — они тут устроят…

— Вам ли их бояться, Карл Карлович? Свои же… — выпытывал сосед.

— Моя Клара Генриховна хотя и немка, но они докопаются. Ее бабушка еврейка, а у этих на

такие вещи нюх…

И выехал. Со всеми детишками, малыми и взрослыми…

Апартаменты Штромбаха вскоре заблестели и засияли, наполнились мебелью, посудой и

разным домашним имуществом, которым распоряжалась рыжеволосая Гретхен.

Ровно в двенадцать прибыли гости. Первым — Цвибль, пропустив вперед свою Гретхен с

пепельного цвета волосами. Выбритый, вымытый и начищенный, как медный самовар,

штурмбаннфюрер, держа два пальца левой руки за скрипучей портупеей, правой поймал гостью

за сухую надушенную ручку, жадно припал к ней губами.

— О фрейлейн! Я так счастлив… так благодарен…

— Я тоже рада. Однако… герр штурмбаннфюрер всегда так непостоянен?

Фон Тюге поднял голову, вопрошающе посмотрел на Гретхен.

— Непостоянен? Ах, фрейлейн решила, что это была только шутка? О нет! Просто я до

чертиков был занят работой… Наша, знаете ли, профессия требует… не какой-то частицы тебя, а

всего. Но пусть фрейлейн не думает, что фон Тюге болтун и бросает слова на ветер. Наша

договоренность с капитаном Цвиблем твердая.

Он крепко пожал руку обескураженному Цвиблю и заговорщически подмигнул. Тот

поддакнул:

— Да, да, мы с господином фон Тюге… мы…

Ефрейтор Кальт, будто бы и обрадованный, но больше испуганный неожиданным

приглашением, хотя и прибыл почти одновременно с Цвиблем, но сначала немножко подождал у

двери, чтобы не показаться навязчивым, подчеркнуть: он всего лишь ефрейтор. Стоял под

дверью, потел, вытирал пот носовым платком.

— Хайль Гитлер! — рявкнул Кальт, наконец переступив порог и став смирно.