Ньют недоволен. Он часто удивлялся, как им удавалось справляться с этим, да еще и так быстро. Мать проигрывалась не сильно, это было странно, это настораживало, но такие долги были еще терпимыми. Более крупные мать брала на себя. Остальное отдавал Ньют.
Он чувствовал, что, балансируя на самом краю, они с матерью скоро сорвутся в бездонную пропасть. Это бесило, но он никак не мог это контролировать. Бессилие. От него хотелось ползти на стену.
— Ты прав, — усмехается мужчина. За его спиной хлопает дверь. Он оборачивается. — Вызвать вам такси? Ты ее сам не дотянешь.
— Поймаем, — Ньют мотает головой. Светлые локоны кидаются на лицо, перечеркивая его резкими штрихами.
Он забирает у вышедшего из бара мужика мать. Придерживает ее за плечи. Снова. Как делал множество и множество раз. Иногда изо дня в день. Ему чудится, он слышит, как щелкнули на запястьях его неизменные оковы. Ему снова трудно дышать. Ему все надоело.
Дорога до дома запоминается плохо. В окне машины мелькают огни. Появляются из ниоткуда, ослепляют на несколько секунд, а потом снова исчезают в никуда. Шумят проезжающие мимо авто, сигналят друг другу, а потом, визжа, уносятся вдаль.
Под боком у Ньюта — тепло. Мать жмется к нему, как маленький ребенок. Она уже почти спит, ее качает, она что-то несвязно бормочет. Ньют ее не слушает. Он ее уже никогда не слушает. Мать висит на нем, держится изо всех сил, цепляется крепкими пальцами. Ньют ощущает себя утопленником. На его шее удавка. К удавке привязан тяжеленный булыжник. Ньют идет ко дну. Легкие сводит, их прокалывают стальные шипы. Перед глазами темнота.
Тьма коридора обволакивает его сразу, стоит только открыть дверь. Она похожа на вату, думает Ньют. Она помогает забыться.
Ньют опять сидит в комнате матери на полу. Он обнимает колени. Он слушает ее мученические стоны. Он ждет, когда она уснет.
Ньют засыпает и сам. Кто-то заставляет его подняться на ноги и перейти наверх, к себе. Кто-то укрывает его одеялом и говорит, что Ньют дурак. Ньют соглашается. Он дурак. Он тонет. Он засыпает.
***
Ньют чувствует себя странно под пристальным взглядом Минхо. Минхо необычайно тих с утра. Он даже не разбудил друга с дикими криками, как делал всегда. Минхо не обозвал друга соней. Нетерпеливый неусидчивый Минхо терпеливо дождался, когда проснется друг. Минхо заботливо заварил Ньюту красного чая и спокойно сел за стол напротив друга.
Минхо ничего не говорил. Ньют опасался спросить.
Ньют ощущал себя хрустальной статуэткой, которую надо всеми силами беречь. Относиться так аккуратно, бояться даже дышать рядом с ней.
Молчание утомляло. Все было неправильно.
Выходной день встречал ребят радостными красками. Яркими. С силой бьющими по глазам. Напоминающими о лете. Солнце весело заглядывало в окна и улыбалось тем, кто только проснулся. Светло-голубое небо не выглядело таким серым и мрачным, каким было уже несколько недель, а редкие тучки не висели тяжелыми кляксами над головой. Они были похожи на пушистую перину.
Ньют переводит глаза на стекло. На нем — мутные разводы. На нем — отблески солнечных лучей. На нем — несколько капель прошедшего дождя.
Ньют думает, сегодняшний день какой-то неправильный. Ньют думает, сегодня нигде нет красного. Ньют щурится от яркого света и бдительно высматривает хоть что-нибудь красное.
Минхо чрезмерно долго молчит. Ньют не понимает, к чему такое поведение. Ньют думает, что они оба изменились. Ньют думает, так быть не должно.
— Там Томас пришел, — наконец выговаривает Минхо. Ньют думает, что друг впервые назвал Томаса Томасом. Ньют вскидывает голову. Слишком резко. Минхо усмехается.
— И ты так долго молчишь? — Ньют закатывает глаза. Да, он возмущен. Он замечает, что Минхо слишком критично относится к Томасу. Ньют не совсем понимает, чем вызвано такое недоверие к новому другу. Спрашивать же или читать нотации Ньют не собирался. Это было бесполезно. С Минхо, по крайней мере.
— Ты спал. Мне казалось, он вполне может подождать.
— Ты даже не пустил его в дом! — Ньют кричит уже из коридора.
На самом деле он не обижается. Не осуждает. Не хочет навалять другу или что-то подобное. Ньют научился не удивляться закидонам Минхо.
Томас с задумчиво-хмурым видом сидит на ступеньках. Он смотрит в одну точку прямо перед собой. Ньюту он напоминает котенка.
— Эй, Томми, не спи, — Ньют присаживается рядом. Он улыбается.
Томас поднимает голову. Янтарь вспыхивает солнечными лучами. В такой яркий день летние глаза выглядят темнее. Взгляд их смягчается, становится более осмысленным. Томас внимательно рассматривает Ньюта, будто не видел несколько лет.
— Ты не замерзнешь?
Ньют передергивает плечами. На улице и впрямь холодно, а он выскочил в легкой домашней футболке.
Ньют кивает на дом и поднимается. Томас вскакивает следом и проходит за Ньютом.
Минхо снова методично что-то жует, по-прежнему сидя на кухне. В его руках газета, он неспешно водит глазами по строчкам и, кажется, не замечает ничего вокруг.
Ньют опускается на свой стул. Прихлебывает свой красный чай. Он почти остыл, но Ньюту все равно. Ньют смотрит то на Минхо, то на Томаса. Он молчит.