Красная рубашка, красный сок, красный рассвет (СИ)

Нужно следовать ее советам.

***

Ночной город кажется безмерно холодным. И даже не потому, что не греет ни свитер, ни теплая куртка, ни шарф. Ночной город — отстраненный. В нем много людей, в такое время всюду горят фонари, по дорогам несутся машины и выползают из домов стайки народа. Но сам город безразличен. Когда идешь по такому в одиночку, лучше замечаешь подобные вещи.

А еще в городе так много света, что тускнеет небо. Неоновые, переливающиеся всеми цветами вывески, ослепляющий свет фар, стоящие поодаль друг от друга одинокие фонари — они затмевают собой всю яркость звезд. От веснушчатого небесного лица остается только темное полотно.

Может быть, Ньют грузит себя этими мыслями, чтобы как можно меньше думать о матери. Меньше всего ему сейчас хочется одному шагать по чересчур оживленным улицам и трястись от холода. Меньше всего ему хочется кутаться в шарф и периодически подносить ладони ко рту, чтобы хоть немного согреть дыханием.

Руки Ньюта всегда холодные. Но в обычной ситуации он научился этого не замечать. Однако когда ты весь превращаешься в ледышку, вид сине-фиолетовых пальцев раздражает.

Ньют привык скрываться от мира за волосами. Это — его личное спасение от пронзающих взглядов. Ему всегда кажется, что на него смотрят осуждающе. С отвращением. Иногда — с неприязнью. Вот-вот набросятся и повезет, если не убьют. Каждый взгляд для него — пуля. Сам он уже — решето. Пробит сквозными, изрезан прошедшими вскользь. Это невыносимо.

Ньют смотрит на носки черных ботинок, и по обеим сторонам от его лица — шторы из волос. Ньют держит руки в карманах и не заметно для всех сжимает в кулаки. Ньют вдыхает холодный ночной воздух и чувствует, как тот опаляет легкие. Вокруг них — кольцо из стальных шипов. Вокруг шеи — затянутая удавка. Она — поводок. Этим поводком пользуется мать, таскает сына по своей прихоти как собачонку.

Конечно, так думать о матери нехорошо. Но он ведь так устал.

Окраина города встречает Ньюта чьими-то криками и вторящим их визгами. Звон бьющихся бутылок. Пение падающих осколков стекла. Ликующий вой. Копошение, какая-то потасовка.

Ньют поспешно проходит мимо агрессивной на вид компании. Его провожают внимательными взглядами. Липкими. Несущими запах перегара. Из таких взглядов сложно выпутаться. Эти взгляды — пиявки. Пьют кровь и не желают отлепляться.

Владельцы взглядов говорят что-то. Негромко, вполголоса. Но Ньют слышит. Он морщится. Похабщина. Не удивлен. Он уже так долго ходит в такие места, что подобное его не впечатляет.

У входа уже знакомого бара его ждет человек. Длинная, вытянутая фигура. Раздражающая усмешка. Пылающий огонек сигареты, зажатой меж длинными губами. Длинный же нос. Все длинное. Его издевательство тоже длинное.

— Я даже не хочу знать, откуда у тебя мой номер, — бросает Ньют. Он колеблется, когда ему протягивают руку. Рукопожатие выходит несколько скомканным. Длинные пальцы теплые, но оттого еще более противные. Хочется вытереть ладонь. А лучше вымыть с каким-нибудь отбеливателем. А еще лучше отрубить, чтобы не ощущать этого прикосновения.

Но Ньют ничем не выражает своих эмоций. Он просто прячет руку в карман снова.

— Но мне все-таки интересно, зачем ты позвонил?

Дженсен цыкнул языком. Его сигарета полетела на землю. У самых ног Ньюта умирает ее огонек. Ньют смотрит на него слишком долго, будто ждет ответа именно от этой беспомощной затухающей икорки, не от мужчины.

— Подумал, тебе не захочется опять искать мать по всему городу, — хмыкает Дженсен. Почему-то он настроен дружелюбно. Ньюту это не нравится.

— Мне казалось, раньше тебя это не сильно заботило, — отвечает. Шоколадные глаза прищурены. В них — подозрение. В них — недоверие.

— Так было раньше, — Дженсен только пожимает плечами. Ньюта не покидает ощущение, что его разыгрывают. Дженсен хлопает Ньюта по плечу. — Не переживай так. Сейчас ее выведут.

Ньюту неуютно. Он не понимает, почему мужчина ведет себя так, будто они закадычные друзья. Ньют ждет, что сейчас вместо его матери появится какой-нибудь наемник или псих с тесаком. Но ничего подобного. Даже компания стоящих поодаль в хлам пьяных мужиков больше не смотрит на Ньюта так враждебно. Они не смотрят на Ньюта вообще.

— У нас опять долг? — поинтересовался Ньют. Молчать ему не хотелось, он и сам слабо представлял почему. Дженсен — не самый интересный собеседник из возможных.

— На самом деле да. Но небольшой в этот раз. Твоя месячная зарплата его легко покроет.

— Ты даже знаешь, сколько мне платят, — вздыхает Ньют и трет пальцами переносицу. Глаза режет будто солью, все тело требует обеспечить его положенным ему сном хотя бы в четыре часа. Но Ньют вынужден торчать на холоде и ждать мать.

— Я все про тебя знаю, — смеется Дженсен. Он вновь прикуривает. Ньют морщится от горького дыма и пытается дышать не слишком глубоко. Травиться дымом ему не нравится, но выбор как ни крути невелик. — Вдруг ты не захочешь отдавать долг.

— Приведи мне еще хоть один пример, кто платит тебе в такие короткие сроки.