Красная рубашка, красный сок, красный рассвет (СИ)

— Мне кажется, я сейчас скажу ужасную вещь, — признается Минхо. Раньше он просто говорил. Не предупреждал. Но сейчас не такой случай, когда можно выпалить все, что угодно. — Но, думаю, если кто и виноват в ее таком состоянии, то только она сама. Ты в свои годы в отличие от всех нормальных детей горбатился на работе. Я такого и не знал. Меня всегда обеспечивали родители. Тебе приходилось обеспечивать родителя. Она просто неблагодарная тварь. Посмотри, она даже не пыталась наладить жизнь. Даже когда ты заставил ее сидеть дома. Когда попросил найти работу и сходить в больницу на обследование. Разве она послушала? Повесила все на ребенка и делала вид, что это ей плохо. Я бы давно бросил ее подыхать в одном из тех баров и свалил из дома.

Минхо удивленно смотрит на друга, когда слышит его тихий смех. Это действительно удивительное событие. В свете последних происшествий Ньют не то что не смеялся, даже не улыбался. Скачки настроения не считаются. Это словно был дурной сон.

— Я едва не сделал что похуже, — с горечью вздыхает он. В его тоне — стыд. Минхо кажется, что сейчас в его руках тает целый айсберг.

— Неубедительно, — убежденно заявляет Минхо. — Это не в счет. Потому что нихрена предосудительного я тут не вижу.

— На твоем месте я бы уже бросил такого друга и на всякий случай переехал в другую страну. И для верности сменил бы внешность и имя.

Ньют теперь широко улыбается. Он знает, что Минхо его не бросит. Их дружба на самом деле какая-то необъяснимая.

— Придурок, — шипит Минхо и толкает друга в бок. Откуда только такие мысли?

Ньют снова смеется. Негромко, недолго, осторожно. Он словно пробует новое чувство. Привыкает к нему. Пытается разобраться, нравится оно ему или нет.

Его смех способен склеить разбитое сердце. Разбитую жизнь. Способен убедить, что все снова в порядке. Минхо охотно этому верит.

Он в который раз делит огни в своих глазах с другом, у которого костры всегда потухают. Пламя перекидывается из одного взгляда в другой. Оно заставляет высохнуть влагу, и Ньюту кажется, что все опять в норме.

Удавка на его шее начинает гореть. Оковы на руках неторопливо плавятся. И только яд течет по венам, впитываясь в кровь.

***

Томас сразу замечает изменения в поведении Ньюта. Томас знает, что не умеет читать взгляды, но даже он понимает, что в шоколадных глазах наконец-то поселилось солнце. Его лучи отражаются в янтаре, заставляют переливаться разными красками мир. И Томасу кажется, что ничего плохого в жизни вообще нет. И никогда не будет.

Томас ощущает дикую, просто животную тоску. Когда он видит такого веселого Ньюта, он внезапно понимает, как сильно по нему скучал. Именно по такому. Томас стыдится себя. Он не пытался помочь. Он — сторонний наблюдатель. Он знает, что произошло с матерью Ньюта, хотя парень ему не говорил. Он знает, что именно Минхо добился возвращения прежнего друга.

Ньют снова уютный. С ним снова хочется проводить время.

Когда Томас смотрит на такого сияющего изнутри друга, ему кажется, что несправедливый мир теперь снова заиграл всеми красками. Ему кажется, что все хорошо. Ему кажется, что ничего плохого и не было. Ему кажется, что так теперь будет всегда. Ему кажется.

Томас старается не видеть возмущенных взглядов Терезы и ревнивых — Бренды. Томас не говорит с ними о Ньюте. Томас редко с ними говорит вообще, все его внимание сосредоточено на одном человеке. И он боится этого человека разочаровать.

Томас чувствует себя отвратно. Он — самый ужасный человек на земле. Он морально сгнивший и пропитанный желчью.

Так он говорит вломившейся в его дом Терезе. Та только закатывает глаза и качает головой. Непонятно, осуждает она друга или нет, может быть, в тайне думает о нем то же самое, но из эмоций на лице — только злость.

— Ты обещал сказать ему неделю назад!

Томас кивает. Обещал. Не рассказал. Ньют бы набросился на него с ножом.

— Я знаю, что ты про себя сейчас думаешь, — Тереза присаживается на кровать рядом с Томасом и нежно гладит его по голове. Она так делала в детстве. Перебирала его волосы, и все дурные мысли будто утекали сквозь ее пальцы. Как вода через сито.— Думаешь, что не помог ему, что отдалился и не общался, когда ему была необходима поддержка. Думаешь, что ты самый плохой друг на планете, потому что только после разговора с Минхо у него словно выросли крылья.

Томас кивает. Нет смысла скрывать, Тереза видит его насквозь, а Томас так и думает.

— Но ты не думал, что с Минхо он знаком чуточку дольше, чем с тобой?

Томас не двигается. У него в комнате очень красивый потолок. Томас посвящает все свое внимание только потолку.

— Том, прекрати. Если тебя это и впрямь так напрягает, то помоги ему сейчас. Сильно сомневаюсь, что одного разговора со старым другом достаточно, чтобы снова прийти в себя.

Томас опять послушно кивает. У него хорошая подруга. Она его отлично понимает. Он по-настоящему любит ее. Он чаще всего казался ей младшим братиком. Его надо защищать и направлять на нужный путь.

Томас встает с кровати. Резко, будто пробудился от плохого сна. Томас целует Терезу в макушку и, опять ничего не говоря, уходит.