Женщина распрямилась, прогнулась слегка назад и положила ладони на поясницу. Я отпрыгнула и чуть не закричала - у нее выступал огромный живот!
- Тили беременна, - тут же разъяснила Агелена, едва сдерживая смех.
- Беременна - это слабо сказано, - заметила Тили. - Я на днях должна разродиться.
- А вам тогда нельзя это трогать! - зашлась я от ужаса, что беременная женщина будет куда-то тащить на тачке тело мертвого мужчины.
- Ерунда, - отмахнулась Тили. - Зови меня на "ты". Родные все-таки. Это мой сын - Микарий. А с Агеленой ты уже познакомилась.
- Я зову его Макар! - непонятно чему веселилась Агелена. Позже я заметила, что в присутствии этого мальчика она всегда впадает в неконтролируемое состояние языка и тела.
- А в нем уже завелись черви? - странным голосом, срывающимся то на бас, то на писк, поинтересовался мальчик. И я подумала, что природа изрядно устала создавать идеальные черты его лица - на ум времени и сил не хватило.
В лесу было темнее, чем на лугу у пруда. Микарий вез тачку, у которой ужасно скрипели колеса. Если бы не эти колеса - стояла бы оглушающая тишина, и представить в любой другой день, что я иду по темному лесу к забытому под деревом трупу, было бы равносильно самому кошмарному сну, от которого потом полдня вздрагиваешь. В любой другой, но не сейчас. Мне так спокойно и хорошо было с этими людьми, рядом с Тили, словно мы шли гулять в воскресенье в зоопарк и есть сахарную вату.
Потом Тили.с сыном пошла смотреть на тело. Вернулись они быстро, и мы провели небольшой совет. Через кусты с тачкой не продраться. А если выйти на дорогу и.по ней возвращаться к Загниваловке, то получится большой крюк и придется еще тачку везти через всю деревню.
- А это, учитывая мою репутацию, - покачала головой Тили, - крайне нежелательно.
Решено было оставить тачку на тропинке, а тело протащить сквозь кусты на пледе, которым оно было укрыто.
- А он точно мертв? - осторожно поинтересовалась я, вспомнив умоляющий голос и тяжелое дыхание.
- Мертвее не бывает, - успокоила меня Тили. - Ты хорошо запомнила второго, который его сюда привез? - спросила она.
Я не успела и рта раскрыть, как Агелена, давясь смехом, доложила:
- Конечно, она запомнила, он же предложил ей выйти за него замуж!
Тили посмотрела на меня ласково и вдруг обхватила за голову и прижала к себе. Я угодила лбом как раз в ее тугой живот.
- Бедная ты, бедная! - сказала она. - Забыть его сможешь?
Я ничего не ответила. Зачем огорчать беременную женщину? Вместо ответа я поинтересовалась:
- А фонарик кто-нибудь захватил?
- Ты что, не видишь в темноте? - Тили отстранила меня и подозрительно прищурилась.
- Она не знает, она, наверное, еще не пробовала! - проявила родственную поддержку Агелена.
- Стойте здесь, мы с Микарием притащим тело, - строгим голосом, отметающим всякие попытки обсуждения, приказала Тили.
Мы с Агеленой остались у тачки.
- Правда, она красивая,.. - не спросила, а мечтательно выдохнула Агелена.
- Я такую красоту только в музее видела. На картинах. На разных, уточнила я. - Если собрать с самых прекрасных портретов - глаза, нос, руки...
- А спорим, волос таких ни у кого нет!
Я не стала спорить.
На тачку тяжелую ношу мы поднимали все вместе. Потом Тили попросила отдохнуть минуточку и стояла, прогнувшись и обхватив поясницу ладонями. Она смотрела сквозь кроны деревьев в небо и вдруг ткнула пальцем вверх:
- Вега сегодня какая яркая...
Пользуясь передышкой, я решила кое-что у нее выяснить:
- А что такое - девственница?
Агелена прыснула и запряталась за Микария.
Тачка при этом угрожающе покачнулась.
- Смотря что вкладывать в это слово. Если оттенок невинности, то это неосуществимая мечта человечества. А если говорить о физиологии... - Тили задумалась. - То совсем просто: крепко сжатые ноги. Иногда это приводит к умению выбирать одного мужчину на всю жизнь.
Со страшным скрежетом мы провезли тачку, до пруда. Там подобрали мою многострадальную корзинку. Я ничего не поняла из ее объяснений.
- А что, - поинтересовалась Тили, опять отдыхая прогнувшись, - пирожки действительно с яблоками? - При этом она сделала такое лицо, что я обругала себя последними словами за вредность, проявленную утром.
- Действительно...
Как недосягаемо давно было это утро! А если по правде, то другой начинки просто не было.
И мы пошли, скучившись вокруг тачки, которую вез Микарий, потому что дорога от пруда вся была в рытвинах и тачка то и дело заваливалась. И я поняла, что отлично вижу в темноте. Хотя, конечно, назвать темнотой эту подступившую молочную ночь было трудно. Звезды на небе можно было разглядеть только в затененных местах, а таких мест до дома с красной черепицей не было, поэтому мы шли под скрежет колес в клочьях тумана и без единой звезды, освещающей путь. И вот мы оказались у высокого забора с большими воротами, запертыми на замок. Тили сняла с пояса связку ключей, отперла ворота, и мы все вместе проволокли тачку по огромному двору, в котором никого не было, кроме белой лошади, застывшей призрачным изваянием посередине.
- Кубрик вернулся, - кивнул на лошадь Микарий.