Старик прошёл мимо, толкнув её плечом, и, недовольно ворча, захромал вверх по ступенькам. Балагур, Сворбрек и капитан Димбик последовали за ним.
Мэр поймала руку Лорсена свой мягкой рукой.
– Инквизитор Лорсен, я вынуждена протестовать.
Тот хмуро посмотрел в ответ.
– Моя дорогая госпожа Мэр, я протестовал месяцами. Ничего хорошего мне это не принесло.
Коска, похоже, не обратил внимания на полдюжины хмурых головорезов, которые околачивались по обе стороны от двери. Но Ког-то хорошо их заметил, взбираясь по лестнице следом за остальными. И, судя по обеспокоенному виду Брайта, тот их тоже заметил. Пускай за Отрядом перевес в численности, и ещё больше наёмников шли через плато со всей возможной скоростью – но драться здесь и сейчас Когу не хотелось.
Драться ему не хотелось совершенно.
Капитан Димбик одёрнул мундир. Пускай спереди он был покрыт грязью. Пускай он расходился по швам. Пускай Димбик уже не служил в армии, не защищал никакую страну и дрался без причин и принципов, в которые мог бы поверить разумный человек. Пускай он был совершенно потерян и отчаянно скрывал бездонную ненависть и жалость к самому себе. Пускай.
Лучше прямо, чем криво.
Это заведение изменилось с тех пор, как он в последний раз его посещал. Игральный зал был почти пуст – столы для игральных костей и карт сдвинули к стенам, женщин лёгкого поведения выпроводили, клиенты испарились, и осталось только большое пространство со скрипучим полом. Из головорезов Мэра осталось человек десять или около того. Вооруженные до зубов, они стояли наготове в пустых альковах. За длинной стойкой человек протирал стаканы. И в центре стоял одинокий стол – его недавно натёрли до блеска, но пятна от долгого использования всё равно остались. За столом перед пачкой бумаг сидел Темпл и на удивление беспечно наблюдал, как его окружали люди Димбика.
Можно ли вообще называть их людьми? Невероятно потрёпанные и измученные, а их боевой дух, который и так-то не был высок, теперь пришёл в полный упадок. Даже с учётом того, что их никогда нельзя было назвать примерами для подражания. Давным-давно Димбик пытался навязать им некую дисциплину. После отставки из армии. После своего позора. Он смутно, словно через туман, помнил первый день в мундире. Такой красивый в зеркале, раздувшийся от историй об отчаянной храбрости. Перед ним лежала блестящая карьера. Димбик ещё раз печально разгладил засаленные остатки мундира. Как же он мог так низко пасть? Даже не в отбросы. Лакей у отбросов.
Он смотрел, как бесчестный Никомо Коска шагает по пустому залу, звеня погнутыми шпорами и не отрывая глаз от Темпла. На его крысином лице застыло выражение мстительной ненависти. Он отправился к стойке, конечно, куда же ещё? Взял бутылку, выплюнул пробку и выпил добрую четверть содержимого одним глотком.
– А вот и он! – проскрежетал Старик. – Кукушка в гнезде! Змея на груди! Э… э…
– Опарыш в дерьме? – предположил Темпл.
– Почему бы нет, коли ты сам сказал? Как говорил Вертурио? Никогда не бойтесь ваших врагов, но друзей –
– У меня его нет. – Нотариус поднял пачку бумаг. – Но у меня есть это.
– Надеюсь, оно ценное, – отрезал Коска, делая ещё глоток. Сержант Балагур прогулялся до стола с игральными костями и теперь раскладывал их в столбики, очевидно не обращая внимания на растущее напряжение. Вошёл инквизитор Лорсен и коротко кивнул Димбику. Тот уважительно кивнул в ответ, лизнул палец и убрал на место чёлку, раздумывая, серьёзно ли говорил инквизитор о том, что организует ему офицерское звание в Личном Королевском, когда они вернутся в Адую. Скорее всего нет, но всем нам нужны прекрасные мечты, за которые можно цепляться. Надежда на второй шанс, если уж не сам шанс…
– Это конвенция. – Темпл говорил довольно громко, чтобы было слышно во всей комнате. – Согласно которой Криз и окрестности входят в Империю. Полагаю, Его Сиятельство император будет сильно недоволен, обнаружив, что вооружённое подразделение, спонсируемое Союзом, вторглось на его территорию.
– Я устрою тебе вторжение, которое ты нескоро забудешь. – Коска уронил ладонь на рукоять меча. – Где, чёрт возьми, моё
Атмосфера накалялась, и дело неотвратимо двигалось к резне. Распахивались куртки, ползли к рукояткам зудящие пальцы, клинки покидали ножны, глаза прищуривались. Два человека Димбика вынули клинья из спусковых крючков взведённых арбалетов. Вытиратель стаканов тайком положил руку на какой-то предмет под стойкой, и Димбик не сомневался, что у этого предмета есть острие на конце. Он наблюдал с беспомощным чувством нарастающего ужаса. Он ненавидел насилие. Солдатом он стал ради формы. Эполеты, марши, оркестры…