— В Биконе, — прохрипела она, когда повстанцы спешились и начали вести своих лошадей по крутым склонам каньона, разбрасывая грязь.
— Живой?
— Мы не знаем, — сказала Шай. — Они обнаружили, что он Контус.
— Да вы что? — Корлин взяла мягкую руку Темпла и зажала вокруг запястья Шай. — Подержи это. — Она начала расстегивать куртку.
— Ламб поехал за ним, но начались неприятности. Тогда мы забрали фургон. Свит напугал лошадей, чтобы дать им… немного времени.
Корлин сбросила куртку и бросила ее на шею лошади, ее жилистые руки были синими от букв, слов, слоганов от плеч до запястий.
— Я Контус, — сказала она, вытаскивая нож из ремня.
Была пауза.
— О, — сказал Темпл.
— А, — сказала Шай.
Корлин, или Контус, разрезала бинт одним быстрым движением, затем закрепила его булавкой. Прищурившись, она переводила взгляд к остаткам фургона, спокойно осматривая золото, блестящее в снегу. — Похоже, вы получили в наследство деньжат.
Темпл прочистил горло. — Немного. Вознаграждения юристам недавно выросли…
— Надо взять пару лошадей. — Шай выдернула замотанную руку из захвата Темпла, и поработала пальцами. — Никомо Коска не отстанет надолго.
— Вы видимо не можете просто быть подальше от неприятностей, а? — Корлин тронула лошадь Брачио за шею. — Мы можем поделиться двумя, но это будет стоить.
— Не думаю, что ты в настроении торговаться?
— С тобой? Не думаю. Давай просто назовем это великодушным пожертвованием в дело освобождения Старикленда. — Она дернула головой в сторону своих приятелей, и они поспешили вперед, с мешками и седельными сумками наготове. Один большой парень в спешке пнул Темпла по плечу. Некоторые начали копаться на четвереньках, зачерпывая золото, разбросанное вокруг крушения. Другие забрались внутрь, и вскоре стал слышен треск решетки и ломание сундуков; драконье золото крали в третий раз за неделю.
Несколькими минутами раньше Темпл был богат за пределами жадных надежд, но несколькими минутами позже он был в шаге от лишения головы, и было бы грубо жаловаться на такой исход.
— Благородное дело, — прошептал он. — Не стесняйтесь.
Времена Меняются
Мэр стояла на привычном месте на балконе, руки на обычных, отполированных местах на перилах, и смотрела, как люди Карнсбика вкалывали на его новой мануфактуре. Огромный каркас уже возвышался над амфитеатром, новый поверх древнего, затянутый лесами на месте, которое когда-то занимал Белый Дом Папы Ринга. То было отвратительное здание во всех смыслах. Здание, на которое годами она направляла всю свою ненависть, коварство и ярость. И как же она по нему скучала.
Не говоря о Мэре, она была Королевой Далекой Страны, когда Ринг прекратил качаться, но только она схватила венок триумфа, как он ссохся до увядших веток. Жестокость и огонь выгнали половину населения. Слухи насчет золота иссякли. Затем дошли слухи о жиле к югу от Хоуп, и внезапно люди стали утекать из Криза сотнями. Когда не осталось, с кем драться, она распустила большинство людей. Раздраженные, они развлекались поджогами на пути из города, и сожгли большую часть того, что осталось. Все равно, остались пустые здания, и денег не поступало. Игральные залы и дома терпимости были заколочены досками, осталась лишь струйка клиентов под ней в Церкви Костей, где раньше она гребла деньги, словно сама чеканила.
Криз был ее единственным владением. И он был близок к бесполезности.
Иногда Мэр чувствовала, что провела жизнь, строя, с болезненным потом, кровью и напряжением, лишь чтобы смотреть, как все разрушается. Ее собственным высокомерием, мстительностью других, и переменчивыми метаниями судьбы, этого слепого головореза. Убегая от одного фиаско к другому. В конце оставив даже имя. Даже сейчас, у нее всегда был упакован чемодан. Она осушила стакан и налила себе другой.
Вот что такое мужество. Принимать разочарования и поражения, вину и стыд, все раны, нанесенные и полученные, и топить их в прошлом. Начинать заново. Проклиная вчерашний день и встречая завтрашний с высоко поднятой головой. Времена меняются. Они для тех, кто видит их приход, планирует, и меняет себя, чтобы соответствовать благоденствию. Так что она заключила сделку с Карнсбиком, и снова разделила свою тяжело завоеванную маленькую империю, не произнеся грубого слова.
К этому времени его маленькая мануфактура, которая выглядела чертовски большой, когда он сделал ее из опустевшего борделя, уже изрыгала черный дым из двух своих жестяных труб, затем из трех кирпичных, окутывая смогом всю долину в спокойный день, и разгоняя нескольких шлюх, все еще упорно занимающихся изношенной торговлей, внутрь домов с их балконов.