– Приятный, надеюсь.
– Немного поздновато. – Шай взялась за мягкую руку Темпла и оперлась на нее, чтобы, морщась, подняться. – Но думаю, опоздание мы переживем.
По бокам долины появились лошади, на лошадях были всадники, примерно три дюжины, все хорошо вооружены и некоторые в доспехах. Там были мужчины и женщины, старые и молодые, некоторые лица были знакомы Темплу по Кризу, другие неизвестны. Трое или четверо держали наполовину натянутые луки. Они не были направлены на Темпла. Но и еще куда-то не указывали. Были видны предплечья, и на них были татуировки.
– Повстанцы, – прошептал Темпл.
– У тебя всегда был талант говорить очевидное. – Корлин соскользнула с седла, выпнула ногу Брачио из стремени, и перекатила его труп сапогом, оставив его таращиться на небо; жирное лицо было измазано грязью. – Рука в порядке?
Шай загнула зубами порванный рукав, чтобы показать длинный порез, из которого все еще сочилась кровь к пальцам. Вид его заставил колени Темпла ослабеть. Или даже обмякнуть. В общем удивительно, что он все еще стоял.
– Немного болит, – сказала она.
Корлин достала моток бинтов из кармана.
– Как будто мы это уже проходили, а? – Она повернула свои голубые-голубые глаза на Темпла, когда он стал разматывать бинт на руку Шай. Похоже, она никогда не моргала. Темпл нашел бы, что это лишает силы духа, если б она у него еще осталась. – Где мой дядя?
– В Биконе, – прохрипела она, когда повстанцы спешились и начали вести своих лошадей по крутым склонам каньона, разбрасывая грязь.
– Живой?
– Мы не знаем, – сказала Шай. – Они обнаружили, что он Контус.
– Да вы что? – Корлин взяла мягкую руку Темпла и зажала вокруг запястья Шай. – Подержи это. – Она начала расстегивать куртку.
– Ламб поехал за ним, но начались неприятности. Тогда мы забрали фургон. Свит напугал лошадей, чтобы дать им… немного времени.
Корлин сбросила куртку и бросила ее на шею лошади, ее жилистые руки были синими от букв, слов, слоганов от плеч до запястий.
– Я Контус, – сказала она, вытаскивая нож из ремня.
Была пауза.
– О, – сказал Темпл.
– А, – сказала Шай.
Корлин, или Контус, разрезала бинт одним быстрым движением, затем закрепила его булавкой. Прищурившись, она перевела взгляд на остатки фургона, спокойно осматривая золото, блестящее в снегу.
– Похоже, вы получили в наследство деньжат.
Темпл прочистил горло.
– Немного. Вознаграждения юристам недавно выросли…
– Нам надо взять пару лошадей. – Шай выдернула замотанную руку из захвата Темпла и поработала пальцами. – Никомо Коска не отстанет надолго.
– Вы видимо не можете просто быть подальше от неприятностей, а? – Корлин тронула лошадь Брачио за шею. – Мы можем поделиться двумя, но это будет стоить.
– Не думаю, что ты в настроении торговаться?
– С тобой? Не думаю. Давай просто назовем это великодушным пожертвованием в дело освобождения Старикланда. – Она дернула головой в сторону своих приятелей, и те поспешили вперед, с мешками и седельными сумками наготове. Один большой парень в спешке задел Темпла по плечу. Некоторые начали копаться на четвереньках, зачерпывая золото, разбросанное вокруг крушения. Другие забрались внутрь, и вскоре стал слышен треск решетки и ломание сундуков; драконье золото крали в третий раз за неделю.
Несколькими минутами раньше Темпл был богат за пределами жадных надежд, но несколькими минутами позже он был в шаге от того, чтобы лишиться головы, и было бы грубо жаловаться на такой исход.
– Благородное дело, – прошептал он. – Не стесняйтесь.
Времена Меняются
Мэр стояла на привычном месте на балконе, руки как всегда заняли свои места на перилах, отполированных там до блеска, и смотрела, как люди Карнсбика вкалывали на его новой мануфактуре. Огромный каркас уже возвышался над амфитеатром, новый поверх древнего, затянутый лесами на месте, которое когда-то занимал Белый Дом Папы Ринга. То было отвратительное здание во всех смыслах. Здание, на которое годами она направляла всю свою ненависть, коварство и ярость. И как же она по нему скучала.
Не говоря уж о Мэре, она стала королевой Далекой Страны, когда Ринг перестал качаться, но только она схватила триумфальный венок, как тот ссохся до увядших веток. Жестокость и огонь выгнали половину населения. Слухи насчет золота иссякли. Затем дошли слухи о жиле к югу от Хоуп, и внезапно люди стали утекать из Криза сотнями. Когда не осталось, с кем драться, она распустила большинство людей. Раздраженные, они развлекались поджогами на пути из города, и сожгли большую часть того, что осталось. Все равно, остались пустые здания, и денег не поступало. Игральные залы и дома терпимости были заколочены досками, осталась лишь струйка клиентов под ней в Церкви Костей, где раньше она гребла деньги, словно сама чеканила.
Криз был ее единственным владением. И он был близок к бесполезности.