Лена ворвалась в купе, бросила сумку и села, смутно что-либо видя из-за мчащего в ней кровотока, но краем порозовевшего, как и вся она, уха засекла: грохнули двери, лязгнули составы, поезд тронулся.
Она глубоко вобрала душноватый воздух и медленно выдохнула. Напротив нее, на вешалке, между полкой и дверью, висел военный китель, золотилась звезда на погоне. За столиком сидели двое: один молодой, в голубой майке, другой старше, в белой.
– Здрасте, – она растерянно засмеялась, натягивая на колени сбившееся сиреневое платье.
Поезд неловко шел, позвякивая и пошатываясь, как будто учился ходьбе.
– Евгений, – румяный парень в голубой майке поднялся, сделал шаг, вагон дрогнул, и он схватился за верхние полки, показав небольшие миловидные мышцы. – Женя.
Поезд, словно добравшись до более взрослых земель, пошел бойчее.
– Лена.
– А мы, кажется, знакомы, – ровный голос второго пассажира прозвучал четко, даже сквозь нараставший перестук, и она сразу же его узнала: часто встречала в Минобороны, когда работала в службе тыла. – Вадим, – человек коротко кивнул темной, с легкой залысиной головой.
– Вам далеко, Лена? – у Жени была наивная улыбка и гостеприимная расщелина между зубами.
– До конца.
– Не, мне раньше, – вздохнул и заморгал.
Зеркальная дверь отъехала, пропуская сухую проводницу в синей форме и с синими подглазьями. Все протянули билеты. Зазвенели монеты за белье. Тупой стук закрывшейся двери подхватил перестук колес, ставший громче. Поезд бежал.
Лена придвинулась к Жене ближе, а значит, ближе к окну. Поезд с резвой насмешкой бежал в обратную сторону мимо станций, которые она недавно проехала на электричке. Знакомая березовая роща, свалка с ржавым остовом “жигулей”, мелькнул их вишневый дом, где муж, возможно, уже был с дочкой, через секунду – зеленый дом Макаровны: может, Танечка еще у нее.
– Белье надо взять, – Лена встала.
– Этточно, – сказав в одно слово, взмыл Вадим и бросил Жене: – Посторожишь пока, ладно?
В коридоре они попали в маленькую очередь. Вадим обернулся, Лена оказалась с ним лицом к лицу. У него были серые глаза под черными вразлет бровями.
– Красивое платье, – сказал тоном заговорщика. – Ситец?
– Штапель.
– А я вас давно заметил. В столовке вместе стояли… Было? Еще на лестнице каблуками цокали… Цокала… Можно на ты? Каблуками… А я курил и хотел… – Сильная волна толкнула Лену ему на грудь, Вадим придержал ее, одновременно приобняв. – Хотел подойти… Ты где сейчас?
Они посторонились, пропуская людей с бельем, сунулись к безмолвной размашистой проводнице. Когда они понесли свои волглые, пахнущие тестом пачки, солнечная вспышка озарила коридор, и у обоих блеснули кольца.
Женя пошел за порцией белья, Вадим с Леной снова остались вдвоем, стали застилать: она – верхнюю полку, он – нижнюю, спинами друг к другу, тихо толкаясь локтями и нежно ударяясь попами. Вокруг обильно летали пылинки с матрасов, мерцая на свету, как драгоценные. Вадим справился быстрее, сел поверх одеяла за столик, Лена, по-свойски охлопав подушку, посмотрела в окно, и вдруг это вялое кружение светлой пыли, обычно неприятное и душное, отозвалось в ней сладким замиранием, предчувствием какого-то волшебства.
– Так ты где теперь?
– Недалеко, тоже в центре. Там график полегче. Тема все та же: котельные, ЦТП…
– Жалко, что от нас ушла.
– Почему?
– Я бы с тобой познакомился, – сказал он убежденно.
Вскоре Вадим достал из чемоданчика бутылку коньяка “Двин”, Женя палку колбасы из прозрачного пакета, откуда торчал еще букет колбас, Лена выложила плитку шоколада “Салют” и принесла всем чай от проводницы. Вадим поднял стакан с коньяком “за нашу спутницу и за ее большое счастье, человеческое и женское, и чтоб больше было приятных минут”. “Я обычно вино пью”, – Лена пригубила. Женя рассказал, что едет в отпуск к родителям в пригород Кирова, ему двадцать пять, барабанщик в Москве в оркестре при ДК “Железнодорожник”. Вадим сказал, что он до Глазова – инспектировать воинскую часть.
– Сейчас в Москве дурдом начнется, – он возюкал пальцем коньячную каплю.
– В июне, – сообразила Лена. – У меня муж говорит, радуйся: в Подмосковье сидим. Хоть спокойно все, без приключений.
– Чудаки! – Женя развел руками, оправдываясь перед кем-то невидимым. – Олимпиада! У нас – Олимпиада! Это же раз в жизни такое… Когда еще будет? В другой жизни, наверно… Я бы мечтал на Олимпиаду попасть! А так, вы знаете, я Москву что-то не очень… Дома тишина тишиной, рыжики зеленые, цвета иголок, вкус еловый, таких нигде нет… Обидно: отпуск кончится, они только пойдут. На Вятке жизнь особая… – Он мягко растянул губы навстречу своим словам.
– Не скучно? – спросила Лена.
– Мне скучно не бывает, – перевел на нее улыбку: – Давно замужем?
– Три года.
– Этсрок! – Вадим поднял стакан. – За исполнение всех желаний, лишь бы всё понравилось!
– Не, я не женат… – Женя, влив в себя коньяк, мгновенно прибавил в румянце. Лена смочила губы, стала разламывать на обертке шоколад. – Есть одна… в Кирове… вроде как невеста… Правда, старше меня и с ребенком. Да мне какая разница… Лишь бы хорошая была. У вас есть дети?
– Дочка.