Красная стрела. 85 лет легенде

– Танцы – дело такое, – Женя опять широко улыбнулся, показывая расщелину, в которой застряла чаинка. – В деревне в клубе летом было… Я у бабушки гостил… Ребята вместо танцев стенка на стенку пошли.

– Из-за девушки? – спросила Лена.

– Девушки все поделены. Симпатичные заняты, их ягодками называют, остальные в стороне пасутся. Из-за музыки! Один заорал: музыка не нравится, ставь другую. Половина поддержала. Половина не согласные. В итоге магнитофон сломали. Потом полгода музыки не было. Да, с такими негодяями сложно коммунизм построить… – Он длинно вздохнул. – Партийный?

– А как же.

– А славно на поезде… Если глаза закрыть, как на санках. Правда?

– Я лететь хотел. Ты чего, самолета боишься?

– Я ничего не боюсь. Мне близко.

Вадим разлил всем коньяк и резко отстранил стакан от протянутых стаканов:

– Не чокаясь. За погибших.

– Много погибло? – спросила Лена недоверчиво.

– Слыхала про Афганистан?

– Ты там был? – уточнил Женя с вызовом.

– Друзья были…

Женя вскочил и крутанул радио:

Небо надо мной, небо надо мной – как сомбреро, как сомбреро!
Берег золотой, берег золотой – Варадеро, Варадеро!
Куба далека, Куба далека, Куба – рядом!
Это говорим, это говорим – мы!

Вадим, деревянно пританцовывая, пересел к Лене, так что теперь они все сидели втроем на одной полке.

– Паскудная, в сущности, штука жизнь, – он говорил задушевно и заученно, – пока не повстречается какой-нибудь дорогой человечек… И все летит к черту, все прошлое в щепки, на осколки, и ничего не страшно. – Взял ее за левую руку, его рука была холодной и цепкой.

– Лишь бы какой подлец не обманул. – Женя легонько, почти невесомо погладил ее по правой руке. – Лена, у вас глаза… Смотреть бы в них и ехать… Ехать и смотреть. Сколько угодно суток!

– Никак нет. Тебе, друг мой, вечером сходить. А мне еще ехать. С этой красавицей. Завидуй!

Коньяк был допит. Лена посмеивалась, ощущая себя податливой и зависимой, каждое новое приятное слово мяло ее и меняло. Она никогда не изменяла Володе и сейчас даже в мыслях не держала это кислое слово “измена”. Слева и справа было внимание – то, чего ей так не хватало с мужем. Чье же внимание ей подходило больше? Вадим симпатичный, осанистый, просто красивый, но женат и сильно старше, с ним ничего не светит. Женя, хотя и похож на свинопаса, но добрый. Сказал: невеста у него с ребенком, возможно, и Лене есть что ловить, если она надумает разводиться. Однако он сходит, остается Вадим – нет, конечно, тоже мужчина интересный.

Ей стало тесно и душно между двумя кавалерами. Может, они не кавалеры и она себя накрутила? Лена колыхнула челкой:

– Пусти. Я умоюсь.

Вадим рывком открыл дверь:

– Я тоже выйду. Покурю.

– Я с вами! – заявил Женя.

– Нет, ты сиди, – приказал Вадим.

– С чего это?

– Вещи сторожи.

– Ну-ну.

– Сходите вы, я подожду, – Лена поднялась, пропуская Женю.

– Куда сходить? Ты разве куришь? – взорвался Вадим, рассматривая попутчика зорко и неприязненно.

– Балуюсь. Пойдем вместе покурим!

– Как хочешь, баловник, – угрожающий кивок.

– Детский сад развели. Я вас жду! – Лена отвернулась к окну, где увидела рыжее стадо коров, выстроившееся в ряд вдоль насыпи, словно пародируя вагоны (может быть, ржавого товарняка).

В тамбуре Женя заговорил сразу. Решительным голосом, ритмичным и отрывистым, как барабанная дробь, как стук колес по рельсам:

– Не лезь ты к ней, у нее муж и ребенок.

Его голос, казалось, рассеивал скопившийся дым. Вадим закурил, выплюнул свежий дымный клок в малиновое лицо:

– Ты и не лезь.

– Ты же майор. У нее семья! У тебя семья! Жена, дети. Совесть имей! Связист… Вижу я, по каким ты связям мастер.

– Не смеши мои тапочки! – он глянул себе под ноги, которые действительно были в домашних тапочках. – Да ты сам к ней лезешь…

– Я? Я ее успокаиваю. Я вижу: она о чем-то переживает. Я к ней без грязи.

– Святоша. А чего ты сам нес? Мордобитие расписывал.

– Я расписывал, но с моралью. Понял ты? А ты не лезь к ней, не смей! Понял?

– Слышь ты, сосунок. Рот закрой.

Женя что-то прошептал, потянулся к Вадиму с быстрым и как бы дружеским жестом, дернул его за руку, стремительно разворачивая, и в следующее мгновение майор-связист, потеряв сигарету, стоял к нему спиной, сгорбившись, теменем упираясь в железную стену, с высоко заломленной рукой.

– Вот тебе прием карате. Каучица-сан.

– Пусти, – простонал Вадим.

– А волшебное слово?

– Пусти…

– Ты коммунист?

– Да.

– А чего ведешь себя как гнида?

– Я не веду.

– Отстанешь от нее!

– А-а-а…

– Даешь слово коммуниста?

– Угу.

– Смотри, я проверю, найду тебя, если обманешь. – Женя разжал хватку и отступил к замазанному белилами окну.

– Уголовник! – Вадим в углу раскачивал перед собой освобожденную руку, как новорожденного. – Посадить тебя надо.

– Еще милицию позови! Позорься! Не, ты не дури. Ты мне обещал. – Женя замигал. – Ты человек, я вижу, толковый, жизнь видел, но ты женщин не обижай. Никаких, никогда!

– Ты мне не указ…