Красная стрела. 85 лет легенде

– Латыши нас не любят, они в Туву часто ездят, “Волги” перекупать подешевле, а сами воду мутят. Погоди, почему я про Туву? – Он покосился в окно, где темнел еловый, вечно усталый лес, и обличительно зыркнул на Женю. – Ты об армии спросил! Как ты спросил: били? Правильно говорят: без армии не мужик. Поэтому я дальше пошел по военной линии. Нравится мужиком быть. Один летчик так говорит, мой товарищ, он серьезный военный, Руцкой фамилия: “В армии если поставил себя как камень, тогда вырастешь до скалы”. Красиво сказано? У нас в сушилке бушлаты висели. Я в наряд пошел дрова рубить и перепутал – чужой бушлат взял. Поработал, значит, вернулся, локти грязью испачканы. Меня этот самый встречает, старослужащий: “На хрена тебе мой бушлат?” – “Извини, – говорю, – можешь мой поносить”. – “Стирай. Ты испачкал, ты стирай!” – “Не буду”. – “Ты чего это?” – “Ничего это”. Я молчу, он молчит. Он крепкий бычок, я зачуханный салага. Он говорит: “Тебя научат”, мол, другие дружки его поддержат, я говорю: “Сначала ты научи!” и дальше молчу. И вокруг молчат. Чувствую: давлю его своим молчанием. Я его даже пальцем не тронул. Я его молчком победил. Я его молчанием в котлету превратил. И никто не вмешался. С тех пор все меня признавали. – Вадим замолчал, Лена замедленно хлопнула ресницами, он поймал этот аплодисмент, довольно потянулся, уничтожающе спросил: – А ты служил?

Они как будто боролись все это время на руках, и если бы они сейчас начали бороться на липком столике – это было бы уместно. Просто слишком трясло, нормально не поборешься.

– Служил, куда денусь. В оркестре. В Северном Казахстане, в железнодорожных войсках, – отбарабанил Женя. – Выпьем еще?

От нового прилива коньяка его лицо стало цвета морса. Лена отметила это с беспокойством, которое немедленно сменилось любопытством, ведь он пообещал: “Нет, а я расскажу про настоящую битву!”

– Я в последнем классе учился и на каникулах полетел в Красноярск, к своему дяде Юре. Ну, и в первый же вечер танцы пошел искать. А он меня еще отговаривал: не ходи никуда. Нашел я какую-то школу с дискотекой. Смелый был, меры не знал. Немножко потанцевал, вижу: отдельно на стуле парень сидит, нога на ногу, и по годам давно не школьник. Танцую, рядом девчонка. Приятная, как я в полутьме увидел. Я порядок понимал, кричу ей: “Ты с кем?” Она кричит: “Ни с кем!” Я ближе, вроде вместе танцуем, за руку взял. Слышу: парень со стула чего-то кричит, кого-то зовет. Гляжу: к нему подбегают двое, он им на меня показывает. Я девчонке: “Ты его девушка?” – “Не его! – кричит. – Но он здесь главный!” Тут эти двое налетели и давай меня к выходу тащить. Вывели на лестницу, в грудь пихают. “Тебе что здесь надо?” – “Потанцевать хотел”. – “У нас Егор все решает. Он решает, кто с кем танцует. Иди отсюда. Это он решил. Он велел тебе рожу разбить, беги давай, у тебя десять секунд”. Стал я по лестнице скорей подниматься и вдруг, не знаю, что на меня нашло, развернулся и с разбега обратно туда, откуда вывели, оттолкнул их и в темноту, под музыку. Парень все сидит, нога на ногу, я налетел и кулаком в лобешник. Он как сидел нога на ногу, так и упал.

А я ему ногой в рожу. Кто кому разобьет? Получай! Музыка громкая, но я услышал или показалось: нос у него хрустнул. Дальше сзади чем-то оглушили, бутылкой, наверно. Обрывками помню: лежу и бьют, лежу и бьют. Очнулся на улице, нога не идет, хорошо, дядя рядом жил. Так на одной ноге, под собачье гавканье, я к нему допрыгал. Ночь уже была. Добрался. К счастью, не перелом, вывих, лицо и тело в синяках. Не так уж и сильно били. Побоялись убивать. Может, они в душе благодарны мне были. Я же их хозяина и опрокинул, и потоптал… Хотя я их всех умыл! Это им за их несправедливость!

– Тебя умыли! – раздраженно возразил Вадим.

Лена подумала: какие похожие истории они рассказали. Оба не побоялись того, кто намного сильнее и не один, с ватагой сподручных. Она вдруг поняла, что враг, которого каждый победил в рассказе, – это сидящий напротив: Вадим – Женю, Женя – Вадима. Но Женина история задела ее глубже: он пострадал, и его было жалко.

– Молодец! – выдохнула порывисто. – А если бы они руку тебе повредили? Ты бы никогда не смог барабанить…

– На танцы идешь, будь готов: попляши, – рубанул Вадим, точно иностранец, путано воспроизведший какую-то русскую народную мудрость.

Лена подумала: весь их разговор – самцовские пляски, и хотя она сидела сбоку, на самом деле была в самом центре. Среди этого возбуждающего ее боевого трепа она была – слабая, безнадежно отставшая от них, не знающая настоящей жизни, риска и ярости, физических побед, боли, спелой тяжести мышц, счастья наносить удары – просто самка. Оба рассказчика очаровали ее и смутили, но втайне она выбрала из двоих ровесника Женю. Почему – она сама не знала. Возможно, в рассказе Вадима было нечто напомнившее ей заполошные грубости мужа, а Женин по-вятски квакающий, восторженный рассказец был веселее, мягче и как будто сулил ей заботливую ласку