В Скандинавию тогда могли попасть только выдающиеся из общих рядов строителей социализма люди, Таллин, Ригу и Вильнюс подарил в 1939 году Сталину его коллега Гитлер, Кенигсберг после Второй мировой войны забрали у немцев за долги, и лишь доступный Питер задолго до безобразного XX века построили сами многонациональные российские мужики под руководством пьющего русского царя, прошедшего стажировку в Голландии, да и в той же Германии, где его научили танцевать, курить табак, бриться и воевать.
Ой ты, поезд, поезд мой, летишь ты туда и обратно домой. Итальянцы построили в XV веке Кремль, и вот уже много лет он стал новому старому президенту питерскому подполковнику КГБ Шмутину родным домой теперь. Сквозь топи блат Петр Первый Питерград потом воздвиг, и если едешь, то там теперь окажешься вмиг.
А что касается “славы трудовой”, то я, как только получил паспорт, тут же в конце мая завербовался рабочим в геологическую экспедицию, за что мне в начале июля выдали огромную сумму в но руб. 36 коп., и я тут же поехал в Ленинград, а паспорт у меня перед этим украли на галечном пляже реки Е., где тогда уже построили плотину ГЭС, но еще можно было купаться. Вернее, украли самострочные, но очень красивые брезентовые джинсы цвета хаки, а вместе с ними и паспорт. Его мне потом ближе к зиме подкинули – ведь тогда в России еще не было “нового мышления”, демократии и Путина, а был лишь сплошной СССР, и чужие паспорта нужны были только шпионам и диверсантам, а не честной советской шпане, промышлявшей малым. Так что ехал я уже всего-навсего со свидетельством о рождении, то есть практически без документов.
А был я тогда очень важным и умным, не то, что сейчас, когда я окончательно опростился, опустился и одурел вследствие перманентных реалий развитого социализма, плавно пришедшего ему на смену суверенного капитализма с человеческой харей, а также по причине длительного общения с русской литературой, ее представителями и продуктами. У меня тогда напечатали один короткий рассказик в газете “К.-ский комсомолец”, я был заместителем главного редактора самиздатского журнала “Свежесть”, к осени разоблаченного местными властями за безыдейность, буржуазный формализм и публикацию перерисованного с фотографии портрета Бориса Пастернака, разоблаченного четырьмя годами раньше, но, как нам ошибочно показалось, уже прощенного.
Вследствие чего всех организаторов журнала, в том числе и меня, зимой 1962/1963 исключили из комсомола, в котором я отродясь не состоял – ни до, ни после. Чего, очевидно, исключавшим в голову прийти не могло – чтобы кто-то моего возраста, умеющий не только читать, но и писать не был приписан к их коммунистическому югенду. Поэтому я заслуженную кару принял хладнокровно, хотя и получил на следующий год в качестве дополнительной награды волчью характеристику из школы, не позволившую мне поступить в какой-нибудь престижный филологический вуз страны, вследствие чего я до сей поры имею сильные пробелы в образовании, в частности, не умею читать по-древнегречески, а также до 36 лет сильно пил много водки, пива, вина, один раз болел желтухой, три раза женился.
А между Питером и Москвою Россия лежит, с 1917 года мирная на вид. Одни говорят, что в ней обратно не видно ни хера, а другие – что она обратно надо всем человечеством гора. Шмутин, сваливши из Питера в Москву, тем самым проделал обратный путь этого пьющего русского Петра царя, однако нам все равно удалось сохранить почти все завоевания Октября. “Красная стрела” это пространство между Питером и Москвой режет вдоль по волокнам, а не поперек, однако проедет “Стрела”, и России шрамы тут же вновь восстанавливает по-живому Бог. Вновь красивы красавицы, в лесу растут грибы, на Валдае мужики сдают краденый металлолом, а в городе Клину любому ученику накуриться марихуаны не в лом. (Из газет.)
Но все это – в будущем, которое сейчас стало для меня прошлым. А тогда я ехал в дешевом вагоне прямо навстречу Ленинграду в компании таких же, как я, но постарше, милых товарищей, с которыми я и печатал журнал на пишущей машинке “Москва” в количестве двенадцати экземпляров (четыре закладки). Один из этих товарищей к зиме сдал меня комсомольцам, сказав, что это именно я “вовлек его в такую грязную затею”, а другой сначала был исключен из Лесотехнического института, зато потом был быстро восстановлен и еще быстрее сделал головокружительную карьеру в области досок и фанеры, очевидно, войдя в полезный контакт с карающими компетентными органами, чего люди по нынешним временам не только не стыдятся, а даже наоборот. Более того, многие из начальничков практически гордятся тем, что имеют хоть какое-то отношение к месторождению и прежнему роду занятий нашего нынешнего нового старого президента, дай нам всем Бог здоровья и терпения, чтобы окончательно не скурвиться от нашей такой амбивалентной жизни, как на качелях, то вверх, то вниз.