Красная стрела. 85 лет легенде

Зрелище, Пескатор это понимал, уморительное. Писатель был мелкой породы, не имел ни красоты, ни солидности. Прошлым летом ходил дома в шортах, и сантехник, явившийся чинить кран, потребовал позвать кого-то из взрослых. Пескатор в тот же вечер написал ядовитый рассказ с главным героем-сантехни-ком, но обида все равно не ушла. И сейчас, в этой яме, с шипами в руках и ногах, с равнодушными подсолнухами-предателя-ми наверху, он был просто готовый герой для своего рассказа. Точно! Рассказ! Сейчас Лида вытащит его, и он напишет такую историю!

– Я хочу написать об этом, – сказала Лида. Она протягивала ему не руку, пусть и сильную, но все равно женскую, а небольшой посох, неизвестно откуда взявшийся.

– Ты же не писатель! – Пескатор так удивился, что не сразу уцепился за посох. И посох исчез.

– Лида, не уходи! Это я упал в яму. Это моя история. И колючки эти драные вцепились в меня.

Посох снова появился, навис прямо над головой сочинителя – как судьба.

– Отличная вещь, – заметила Лида. – Наверное, крестьяне припрятали. Лежал рядом с ямой для воров. А рассказ будет называться “Яма”.

– Лида, в русской литературе уже есть “Яма”, – угодливо пошутил Пескатор. Ему совсем не хотелось встречаться с местными крестьянами, хотя… об этом тоже можно будет написать.

– Хорошо, – легко согласилась Лида. – Он будет называться “Подсолнухи”.

Пескатор задумался. Он столько лет питался историями, мыслями и словами Лиды, что она имела право взять у него что-то взамен. Помимо денег, человеческой симпатии и мужской любви. И хотя ему жутко не хотелось этого делать, он кивнул и ухватился за посох. А потом с гримасами и воплями вылез из ямы и первым делом скрутил голову непослушному подсолнуху, смотревшему куда не надо.

– Об этом я тоже напишу, – пообещала Лида.

Фанерный автомобиль стартовал с визгом, Пескатор выдергивал колючки и косился на свою музу, пальчиком крутившую руль. Если честно, она ничем не напоминала музу. Она была удивительно красивая – лучше любой проститутки! Как он раньше не замечал, не видел в ней этого внутреннего огня, что вырвался на волю среди желтых цветов?

– Лида, я люблю тебя, – сказал писатель. – Только не бросай меня, пожалуйста. Пиши что хочешь, хоть пьесы, хоть романы!

– Ия заберу себе детей с корзинками, которые вчера мерещились. Это мои дети.

– Конечно, Лида!

– И мои сны, они все снились мне – а описываешь их ты. И перестань таскать из романа в роман бабушку Дашу! Это моя бабушка!

Они долетели до Барселоны за час. Лида не умолкала даже во время поиска нужных съездов, даже расплачиваясь за парковку. Последнее, что она сказала сочинителю перед тем, как выйти из машины:

– Теперь твоя очередь быть музой.

Интервью у Пескатора брали почему-то в ювелирной лавке. Журналист местной газеты приторговывал украшениями, и когда в лавке звенел колокольчик, хозяин нажимал “стоп” на диктофоне и выбегал к клиентам. Это было по-своему трогательно. Хотя и невыносимо.

– Самое главное, что я хочу сказать моим каталонским читателям, – сообщил Пескатор, – отныне я буду работать с соавтором. Очаровательная Лидия поедет вместо меня в шотландский замок писать роман. А я продолжу работу в холодной Сибири.

– В шотландском замке тоже не жарко, – заметила очаровательная Лидия.

Ювелирный журналист потрясенно замолчал, а потом вежливо спросил, сколько у них сейчас градусов ниже нуля. Лида хохотала и светилась, как фосфорная, так что интервьюер включил у себя режим “сальные глаза”. Пескатор держался за горло, словно пытался нащупать там очередной острый шип – но там не было ничего, кроме знакомого всю жизнь адамова яблока.

Адам проглотил кусочек яблока, Евино угощение, и он застрял у всех мужчин навеки в горле. Только бы Лида не бросила его. Он обещает никогда не думать о шариках, которые поднимаются ввысь и падают с вершины к подножию. Он не станет одалживать Лидины сны и бабушку Дашу. И не повернет “головы кочан” в сторону полевых проституток, пусть они даже вьются перед окном машины, шелковые, как бабочки. Он не посмеет будить ее ночью. Лишь бы Лида осталась с ним.

С чего он взял, будто в жизни имеет значение что-то еще?

Лида шепталась с журналистом, по лавке бродили бесхозные клиенты, похожие на овец, отбившихся от отары.

– Нам пора, – сказала она наконец. – Поедем, Пескатор, нас ждут в Жироне.

Писатель был счастлив, что Лида выбрала другую дорогу – трасса номер семь шла напрямую до Жироны. Никаких полей и кустов. Ноль проституток и подсолнухов.

– А потом можно в Париж! – весело сказала Лида. – Хочешь в Париж?

Она вдруг съехала на обочину, включила аварийку и расхохоталась.

– Дурачок, ты что, правда поверил, что ты теперь будешь музой, а я писателем? Я же не умею писать!

– Тогда зачем ты все это устроила?

– Для нового рассказа, – серьезно сказала Лида. – Дарить новые чувства – моя работа.

Пескатор посмотрел на нее задумчиво. Годилось.

Он отстегнул ремень, дотянулся, несмотря на короткору-кость, до заднего сиденья, где млел, засыхая, дерзкий подсолнух. Писатель надел его себе на голову, как тюбетейку.

Мимо свистели машины.

А Лида смеялась.