– Ты не представляешь, что мне сегодня приснилось, – громко сказала Лида. Она была уже одета, причесана, слегка, как нравилось сочинителю, подкрашена. Даже кофе принесла. – Видимо, в прошлой жизни меня расчленили и отправили по почте посылками – потому что во сне я ехала в нескольких сумках по движущейся ленте. Это так увлекательно! Хотя и не очень удобно. Сахар я добавила, но не размешала. Как допьешь – торопись, нам надо выехать не позднее девяти. В час – интервью в Барселоне.
Пескатор уныло скреб ложкой по дну чашки. Он ненавидел интервью. Но эту поездку оплачивали издатели, а от них зависели те последние ступеньки, которые никак не мог преодолеть окаянный шарик.
– Не горюй, – Лида погладила писателя по голове. – Я буду рядом, и надолго это не затянется.
К вечеру им надо было оказаться в Жироне. Там собиралась важная компания, ради которой они, собственно, и поехали в Испанию в самое пекло. Можно было бы устроить краткую вакацию, но Пескатор ненавидел морские купания. И отдых как идею. Поэтому – кондиционер, платные дороги, бесстрашная Лида, гнавшая вперед съемную машинку. Машинка – будто фанерная. Пескатор, как только они обходили очередной грузовик, всякий раз съеживался, словно кот в грозу.
– Чудесное утро, – сказала Лида. Имя городка, приютившего их на ночь, улетучилось как сон. Надо же, подумал Пескатор, какие странные, особенные сны снятся Лиде…
– Сегодня будет очень жарко.
Утро и вправду выдалось пылким. Небо раскалилось, деревья застыли, как снайперы. Лида добавила мощи кондиционеру и заботливо повернула шторки в сторону писателя. Он вытирал салфеткой мокрые от пота усы.
И вот тогда они увидели подсолнухи.
Точнее, поначалу они все-таки увидели проституток.
Пескатор вспомнил, как Лида рассказывала: ее племянник-первоклассник услышал где-то слово “проститутка” и спросил интеллигентную бабушку, что это?
Писатель покатал во рту слово, подумал, в нем и вправду есть что-то детское. Игривое. Вполне способное привлечь первоклассника.
Бабушка ответила: продажная женщина.
– Она продает почки и другие органы? – спросил племянник.
История пошла в дело, в роман Пескатора, пылившийся в магазинах, уже будучи дважды унизительно уцененным.
Проститутки сидели на пластиковых стульчиках на фоне живописных полей и кустов, по пути из Перпиньяна в Барселону. Они были прекрасны – во всяком случае, из окна машины, пролетавшей на максимальной фанерной скорости, выглядели они восхитительно. Короткие шортики. Голые животы. И сутенеры в кустах.
– Остановись! – велел Пескатор. А Лида вдруг заспорила:
– Не буду. Мы не успеем. И мне не хочется на них смотреть.
Пескатор зацепил взглядом последнюю девушку – в белой мини-юбочке она прохаживалась вдоль трассы. А дальше пейзаж сменился, и справа от Пескатора зашумело желтое море подсолнухов.
Все они смотрели, как положено, в лицо хозяину. И только один, малахольный, отвернул голову в сторону трассы.
– А вот здесь можно съехать, – сказала Лида. – Сделаем пару снимков. Ван Гог!
Пескатор вылез из машины, оглянулся. Все же он был раздосадован тем, что они не остановились посмотреть на продажных женщин. Он даже надеялся, вдруг и здесь какая-нибудь ходит, в поле желтых голов. Еще он сердился на Лиду. Как только подсолнухи, так сразу Ван Гог. Был еще и другой ван – Дейк. Тоже нарисовал подсолнух, правда один. И себя рядом. Подсолнух – символ преданности. Или загубленной земли. После “соняшни-ков”, как зовут желтоголовых украинцы, несколько лет ничего не растет. Убитые земли.
Пескатор прихватил один цветок за шейку, глянул строго, поверх очков.
Мордочка у подсолнуха виноватая, черная. Прикрылся лепестками, как пальцами.
Лида скрылась из виду, цветы отвернулись. Пескатор пошел к машине. Между полем и дорогой была полоса невысокой травы. Сочинитель шагнул и ухнул в яму. Прямо как в детстве, когда скакал на коленях у старой няньки. “В ямку бух, – скрипела нянька, – раздавили сорок мух”.
– Лида! – закричал Пескатор. Он ушел в яму ровно по шею. – Лида, я упал!
Подсолнухи упрямо смотрели в противоположную сторону, только один, непослушный, повернул голову к яме. Пескатор попытался выбраться, но в яме росла не трава-мурава, а какие-то убийственные автохоры с длинными острыми шипами. На правой руке писателя набухали глубокие царапины.
Лида появилась не сразу – осторожно перешагнула через опасную полосу.
– Подожди, я тебя сфотографирую. Для архива.
– Ты о чем? – не поверил ушам Пескатор. – Будешь снимать, как я сижу в яме?
Лида не спеша поменяла объективы. Потом взяла писателя на прицел и несколько раз безжалостно щелкнула. В упор. Контрольный выстрел – на увеличении.