Лошадка увлекла девочку, опустилась на луч. Он был тихо зеленоватым, нежным, как мамина рука, и мягко щекотал босые ступни. Таня прошлась по лучу, с наслаждением погружая ноги почти по щиколотку в его светлую прохладу. Покачалась, как на канате. Села на него, а потом легла на спину и стала раскачиваться на луче, будто в гамаке. Это тоже было легко и весело.
«За мной!» – скомандовала лошадка и устремилась к окну.
Таня с восторгом вцепилась в золото гривы, летя рядом. Они проникли сквозь стекло и даже не заметили его. Как будто они были светом!
«О-о-о, я умею летать!» – запела девочка. – «Я умею гореть, о-о-о, и умею летать!»
Они летели над двором, над улицей, над городом… Дома остались внизу, такие маленькие, совсем игрушечные. А в лицо Тане дышала полная румяная луна и посылала ей новые лучи, еще гуще и шире того, первого. Звезды искрились и мерцали в необъятной черноте неба и тоже протягивали девочке свои тонкие прерывистые лучики. Так заманчиво ухватиться за них! Но лошадка покачала головой: «Не трогай. Нельзя». И Таня не посмела ослушаться. Не все можно трогать руками.
Это был чудесный, захватывающий полет. «Еще, еще…» – шептала девочка, но лошадка сказала: «Пора возвращаться».
Они сделали большой плавный вираж, спускаясь на землю. Вот знакомый двор, вот и наше окно. Они просочились сквозь стекло и оказались в комнате.
«Но почему? Мне так хотелось подержаться за лучики!»
«Если бы ты взялась за них, звезды утянули бы тебя в такую дальнюю даль, откуда нет возврата. И даже я не смогла бы тебя догнать. Там другой мир».
«Я хочу увидеть другой мир! Мне интересно. А звезды какие красивые, блескучие!»
«А как же мама, папа? Как можно оставить их одних, в разлуке и печали?»
Таня вздохнула и кивнула: «Я понимаю». Потом задумалась: а какой же мир – настоящий? Тот (она взглянула на кровать) или этот (и коснулась луча).
«И тот, и другой», – ответила лошадка ее мыслям, и девочку это даже не удивило. – «У всего и у всех есть свое место и свое имя в разных мирах, и не обязательно удирать к звездам. Я могу быть и там, на полке, а могу – рядом с тобой. Всегда, когда тебе это нужно».
«А я?»
«Как тебя зовут там?» – лошадка кивнула на кровать.
«Таня, как же еще?»
«А здесь ты – Тайна. Почти как Таня, да не совсем».
«Тайна… Красивое имя. Мне нравится. И ты мне очень нравишься. Очень-очень. Ты еще придешь ко мне?»
«А я и так с тобой. Я же твой подарок. Забыла?»
Лошадка тихо засмеялась, медленно приблизила свои большие глаза, опушенные черными ресницами, к лицу девочки и словно втянула ее в глубокие зрачки.
Одеяло на кровати шевельнулось. Губы лежащей девочки порозовели и шепнули: «Тайна…»
В комнату тихонько вошла мама. У нее были красные заплаканные глаза. Мама опустилась у кровати на колени и замерла. Девочка шевельнулась, прошептала что-то. Мама напряженно вслушивалась, но разобрала одно лишь слово. «Тайна… Тайна…»
* * *
Утром девочка уже сидела, обложенная подушками, и с удовольствием пила теплое молоко. Мама с папой от нее не отходили, гладили, целовали и мешали держать чашку, наперебой пытаясь помочь.
– Мама, твоя рука – как лунный луч.
– Таня, Танечка, фантазерище, как же ты напугала нас ночью…
– Это не фантазия. Это правда! И я не Таня, – сказала девочка, отрываясь от чашки. Над ее ярко-розовой губой белели смешные молочные усы.
– Вот как? А кто же ты?
– Тайна.
– Ну, не хочешь – не говори.
Высоко на полке озорно блеснула медовая фигурка. И Тайна помахала ей ладошкой.
Людмила Прусакова