Красная строка. Коллективный сборник №2

Свежо, светло и свободно. Окон в доме много. Хлопочу около них весь день: сдираю остатки бумаги, мою рамы и подоконники, ныряю на чердак и стаскиваю старые пожелтевшие газеты – натираю до блеска стёкла.

К обеду добираюсь до кухонного подоконника. Дом наш высится маковкой на вершине Мишкиной горы, и из этого окошка открываются такие дали, что порою среди ночи разглядишь огни посёлка, лежащего за десять вёрст от хутора.

Мою окно, а сама нет-нет да на улицу посматриваю. Душа рвётся туда – в залитый мартовским солнцем мир. Овраги и буераки доверху забиты снегами. По ночам подмораживает так, что забытое на веранде ведро с ключевой водой разрывает льдом. Солнце в полдень только яростно сияет, а землю согреть не в силах. Липы у ворот красно-коричневые, а почки не прозеленились. И березняк в Стешкиной лощине не порозовел, кипенно-белый. Но надо же! Крохотные синички каким-то особым чутьём зачуяли начало великих перемен. Цвенькают так, что опухший ото сна Барсик, наконец-таки, очухался. Лызнул во двор разобраться, что к чему, и вот уже неделю пропадает от любви, орёт по ночам, подменяя надорвавших голоса синиц.

Окна промыты так чисто, что не замечаешь стекла. Кажется, можно без препятствия спрыгнуть в палисадник, в эту прошитую солнцем лазурь. Душой слышу неумолчный зов весны. Ещё чуть-чуть и всё, что движется, всколыхнётся, всё, что может дышать, задышит, пропитается мартом. Только у нас, только на севере, на контрасте стужи и тепла, можно почувствовать и оценить настоящий восторг весны. Вот и дождались! Поддаваясь птичьему гаму, блеянию новорожденных ягнят, великому напряжению льдов на реке, пятятся холода. Сердце бьётся так, будто ждёт чего-то большого и хорошего, словно все заботы отступили, а впереди – обязательно счастье. И ветер нынче вестовой. Зима изглодала бока у гречишного стога. В холода он кряхтел, приседал, но держался. Налетел тёплый мартовский ветерок, завихрил, шалый. Раскидал на охапки остатки изгрызенного стога, выстлал двор соломой. Солнышко подогреет день-другой, и снег под ней подтает. Куролесит ветер, хулиганит. Весёлые наигрыши в проводах да в ракитовых верхушках разучивает. На задорный весенний лад хутор настраивает. А с крыши прямо мне в ладони то золотом, то серебром плавится, течёт и капает солнце. Словно прожгли его озорные зайчики дырочки в шелках небесных, и сыплется оно на осевшие снега, брызжет в до краёв наполненное ведро под водосточной трубой, подмурлыкиваетразвалившемуся на припёке Барсику, сверкает в оперенье горлинок, радостно переговаривающихся на коньке крыши.

Накинув шаль, выбегаю во двор, снимаю с верёвок подсиненные в тазу голубыми чернилами по возвращении с омутка и уже высушенные заботливым ветерком шторы. Развешиваю «кусочки неба» на карнизы. Распахиваю настежь форточки. Шторы оживают. И чудится мне, будто сама весна нагрянула ко мне в гости. Влетела на тончайших тюлевых крылышках и разгуливает по комнатам, размашисто кропит на счастье каждый уголок солнцем, причащает пьянящим мартовским воздухом.

Яблони в цвету

Яблоневый сад – бесспорно, одно из чудес природы. Он хорош в любое время года. Даже зимой, когда, казалось бы, и удивить-то нечем, сад умудряется порадовать пытливый глаз то стайкой красногрудых снегирей, то великолепной графикой оснеженных или заиндевелых ветвей на фоне ядрёного морозного солнца. Я же люблю его вовсе не в ту, царственную, пору, когда под деревьями уже возвышаются вороха штрифелей, грушовок, анисовок, антоновок и ещё бог весть каких спелых, духовитых плодов, а с ветвей всё продолжают и продолжают тихо тукать оземь или, сорвавшись с самой макушки, биться в крошево и кормить своей сочной мякотью несчётные полчища ос. Нет, вся моя любовь отдана саду поры цветения, саду, от красоты которого замирает душа, саду, в котором даже вздохнуть опасаешься, потому как от малейшего дуновения, от любого движения в этом бело-розовом облаке начинают происходить какие-то свои, не подвластные человеческому пониманию процессы, и ты боишься испортить это дивное диво, созданное Творцом на радость людям в самом лучшем расположении духа. И даже в эти восхитительные дни у сада есть особый, самый чудный час. Ни в какое другое время цветущий яблоневый сад не бывает так красив.

Это случается ранним-ранним утром, в тот момент, когда солнце, словно зацепившийся за краснотал воздушный шарик, только-только начинает высвобождаться из цепких кустов Ярочкиной лощины.

Наш сад – может, это мне лишь кажется? – ещё изначально, лет сорок пять назад, был задуман так, чтобы, спустившись с крыльца, ты мог погрузиться в него настолько, что ощутил бы себя его частичкой, слился, растворился бы в природе, стал с ней единым целым.