Как-то летом, в выходные, отдыхал я с женой на даче. Мы – заядлые грибники. Но заканчивался жаркий июль, время и вообще не балующее грибников, а в тот год – особенно. В начале-середине месяца показался незначительный слой грибов, но быстро сошёл на нет. Две-три недели грибов в лесу не было никаких, даже сыроежек и поганок. Природа ждала дождя, но, по-видимому, ждать ей предстояло ещё довольно долго. А от дождя до грибов – ещё не меньше недели, а то и все две. Поэтому в лес мы не ходили: что зазря мух да комаров кормить!
Вдруг мне снится, что пошёл я за грибами в свой любимый лесок, быстро прошёл опушку, где обычно задерживался (уж больно урожайной на грибы она была), и прямиком поднялся в средний массив. Да не правой стороной, где поднимался обычно, а левой, вопреки понятной и привычной мне лесной логике. Шёл, как одержимый, как заговорённый, как сомнамбула или зомби, пока в сумеречном свете, едва сочившемся сквозь густые кроны елей, не обнаружил только что пробившийся из листвы на поверхность толстенный палец любимого мной подосиновика. Дальше сон оборвался, я не успел срезать гриб, потому что рассвет разлепил мои глаза.
Было понятно, что увиденный сон воспроизвёл мою мечту. Но всё в нём было так реалистично и правдоподобно, что каждая деталь сновидения надёжно запечатлелась в сознании. И я уже не мог думать о чём-либо другом.
Я встал, выпил чаю и, не обращая внимания на укоры и уговоры жены, быстро подхватился и пошёл в лес. Окружавшая реальность в тот момент была для меня сном, а всё, что я видел, слышал, ощущал, – было лишь реализацией увиденного во сне ночью.
Быстрым шагом я миновал деревенские дома, вышел на луговую дорогу и, не заходя в попутные перелески, прямиком направился к любимой тропке, по дуге, выводившей меня на обширную опушку, где под могучими елями в грибную пору обычно бывает грибов больше, чем в общей сложности по всему лесу.
На сей раз опушка не была удостоена даже скользящего взгляда. Я шёл, как заговорённый, к намеченной цели, и ничто, я знал это, не могло бы меня остановить.
Точно, как в увиденном сне, левой стороной леса я поднялся в основной массив, прошёл хорошо знакомые полянки, продрался сквозь частокол сушняка, переправился через овражную низинку, полубегом скатившись по пологому склону и взлетев по крутому противоположному, прошёл, всё ускоряясь, три ряда елей, цепко задевавших одежду нижними высохшими ветками… И вот, за низким орешником, наконец, должно было открыться то самое вожделенное место…
Я замедлил шаги. Отогнув ветку орешника, я увидел… тот самый подосиновик. Он стоял точно на том месте, что и во сне. А где, спрашивается, он мог бы ещё стоять! Только один маленький нюанс отличал его от приснившегося: он подрос, шляпка его раскрылась, а ножка стала несколько тоньше. Лесная сушь явно не была ему на пользу. Он развивался ускоренно, боясь не успеть реализовать своё предназначение – рассеять грибные споры. Я бы и не срывал его, но не принести доказательство ясновидения домой счёл невозможным.
Долго ещё я слонялся по лесу и по опушке, пытаясь найти компанию единственному «вещему» грибу… Всё было тщетно.
Долг
Дело было в конце семидесятых. Начальником отдела в «почтовом ящике», где я реализовывал свою инженерную деятельность, служил Оскар Иудович Райхман. И хотя состоял он в Коммунистической партии и, следовательно, был принципиальным атеистом, всё же, несколько стесняясь своего отчества, человек в высшей степени интеллигентный и представительный, профессор, доктор технических наук, просил произносить отчество несколько иначе, а именно – Юткович. Так и звучало мелодичнее. К слову сказать, все подразделения нашего НИИ возглавляли исключительно заслуженные образованные и уважаемые люди. Я уж не говорю о директоре Института, который не академиком и быть не мог.
Так вот, руководство Отдела осуществлялось в соответствии с планами и задачами, спускаемыми сверху. А задачи были немалые. То институту поручалось обеспечение электроникой космических проектов, то – крылатых ракет, то ещё каких-либо разработок, важных для страны. Уж что-что, а наука в Советском Союзе всегда была – на переднем крае. Но сейчас речь не о ней.
Нашему «ящику» была поручена задача навигации космического аппарата, который предполагалось запустить к комете Галлея, рекордно близко пролетавшей от Земли, а по пути сбросить посадочные модули и зонды к Венере. Проект так и назвали «Венера-Галлей» (сокращённо – «Вега»). Я делал макет поворотной платформы, ориентированной на Канопус, самый яркий Сверхгигант на небе, наблюдаемый в созвездии Киля Южного полушария. Собственно, практически все космические объекты на Канопус и ориентируют. Работу макета предполагалось обкатывать в Венгрии. Это была большая удача для сотрудника номенклатурного предприятия – выехать за границу. И начальники очень этому радовались – по нескольку раз просили нас, инженеров, объяснять, как и что работает, чтобы не опростоволоситься перед заграничными коллегами. Но да не о том речь.