Читаем Красная строка. Сборник 3 полностью

Красная строка. Сборник 3

Между тем умный пес, услышав от меня слово «гулять», вдруг проникся ко мне доверием и ткнулся носом в колено. Поняв, что собака постоянно разъезжающих хозяев привыкла доверяться кому ни попадя, а поэтам лень, я решился на подвиг: «Давайте поводок – хоть побегает пусть бедняга, коли все дела на месте сделал». Поддержать мой почин больше никто не вызвался и вскоре мы вышли вдвоем с собакой на вечерний променад. Дело было зимой в изрядную стужу – несколько за минус двадцать, двор весь в сугробах, но поводок оказался длинный, а настрой подходящий, и мы, переглянувшись с собакой, рванули прыжками через сугробы на другой конец двора. Назад шли медленным шагом. «Что ж ты столько жрешь-то, друг, – говорил я ему укоризненно – эк тебя продрало не вовремя, уважаемых людей подвел…» Тот внимательно и согласно слушал. В благодарность и чтоб показать, какой он теперь умный, а я не зря его вывел, пес присел еще пару раз в разных местах двора, всякий раз возвращаясь ко мне с торжествующим видом. С таковым мы и вернулись назад в оскверненный храм поэзии, пол, впрочем, уже оказался замытым. В общем, с псиной мы подружились даже до «жаль расставаться», но вот кличку его я забыл (мерещится типичная для догов Лорд, но не уверен), как и остальные подробности встречи, включая ночевку втроем поперек на предоставленной нам широченной постели и мутные речи теоретиков – тогда меня они не слишком заинтересовали, увы. Сейчас бы, пожалуй, перечитал те листочки как документ эпохи, да где ж их взять? Через пару недель в Черноголовском ЛИТО всё было готово к встрече – литр спирта (собирали по трем институтам), помещение и публика (любителей традиционной силлаботоники у нас было большинство даже среди авторов, не говоря уж о просто приглашенных любителях). Артисты приехали на нашем пригородном «скотовозике» в почти полном составе группы (те же и Полетаева Татьяна, правда, без Алексея Цветкова, также входившего в список «Московского времени») и давай халтурить в выделенной по договоренности для халтурки Большой Гостиной черноголовского Дома Ученых. Читали все по три-четыре стихотворения и в целом публике понравились – в основном за счет Гандлевского, в стихах которого время от времени пробивался льстящий образованному обывателю юморок. Назад уезжали поздно на том же автобусе № 320, что и приехали, не забыв захватить в авоське литровую химическую бутыль нахалтуренного ректификата. Потом они признались, что бутыль до московской «лаборатории» так и не доехала: стоило лишь пригубить «заработок» на заднем сидении автобуса, как остановиться уже не смогли. Не знаю, как они живы остались – литр спирта, хоть и не из морилки, но на четверых без воды и закуски! Может, соврали и кое-что оставили на опохмел, а в карманах по леденцу лежало? Как бы там ни было, впечатления от встречи у артистов остались превосходные – об этом автору данных строк сообщил лично Сергей Гандлевский, оказавшийся каким-то образом в Черноголовке вскоре по получению им премий Букера и Антибукера сразу в середине девяностых. Тогда же я узнал, что Сопровский погиб в 1990 г. под машиной, а Кенжеев эмигрировал в Канаду еще в начале восьмидесятых, издал несколько книжек и знаменит. Мы же с Балашовым вскоре нашли-таки себе товарищей-верлибристов в московском ЛИТО «Алые паруса» на Преображенке под руководством поэта и переводчика Вячеслава Куприянова, и он даже протиснул несколько моих опусов в «Студенческом меридиане» и каком-то подходящем югославском издании на сербско-хорватском в своем переводе – в качестве демонстрации изделий своей школы, так сказать. Ниже приводятся несколько типичных для нашего творчества опусов того времени – переходных форм и «ситуаций», продуктов синтеза поэтического из вещей окружающей реальности.

Из цикла «Что»

Виктор Балашов Михаилу Фадееву

У тебя нет слов –

Говорит она…

И вот смотрю на дрожащую от ветра голую ветку дерева –

У тебя нет слов

Говорю ей

Но все равно –

Вот остановился

И задержал взгляд