Красная строка. Сборник 3

Но отъезд неумолимо приближался, и все надежды постепенно таяли, как рассветный туман над горой. Утром последнего дня Серёжа в отчаянии наблюдал, как упаковывают в чемоданы и сумки его мечты. Мама растерянно бегала по комнате и, кажется, всё кого-то ждала. Улучив минутку, он выскользнул из дома и стремглав кинулся на пляж. В руке он крепко зажал денежку, одну песету, которую выпросил накануне у тети Иры. Сбросил на ходу вьетнамки и зашёл по колено в прохладную ещё, до дна прозрачную воду. Разжав кулачок, он без сожаления посмотрел на своё сокровище, прошептал что-то и закинул монетку подальше в море – чтобы опять вернуться. Он видел, что так делали все туристы…

Потом ему иногда казалось, что стоит только возвратиться туда – и мама станет счастливой и весёлой, как прежде. В той поездке подруга Ира подарила маме платье цвета морской волны. Этот цвет очень ей шёл. Потом оно недолго висело в шкафу, и Серёжа зарывался в него лицом и скулил, вспоминая эти короткие дни счастья. Никогда больше он не слышал от неё этого беззаботного смеха, не видел её такой красивой… Серёжа вспоминал, как они плавали вдвоём наперегонки, ныряли, обдавая брызгами друг друга. И ему хотелось остаться в том мгновении, навсегда остановить время… Вскоре мать то платье продала. Ушла в загул на неделю. И тётя Ира больше не приходила.

В старших классах Сергей влюбился в одноклассницу. Серёжа покупал ей цветы, подрабатывая грузчиком в соседнем магазине. Каждое утро ждал ее, переминаясь у двери, обитой кожей, с золотыми гвоздиками, на площадке четвёртого этажа чопорного сталинского дома, чтобы проводить до школы, донести портфель. Мама – преподаватель в консерватории, отец – известный хирург. Родители избранницы были не в восторге от этой дружбы: встали стеной и разрушили первое, такое щенячье, хрупкое ещё чувство. Ждали, видимо, более выгодного, подходящего им по статусу.

Мать становилась старше, ухажёров заметно поубавилось. Деньги на питьё и веселье постепенно иссякли. Серёжа к тому времени уже учился в университете на юрфаке. Подрабатывал, где только мог. Заканчивались «лихие девяностые». Он устроился в ближайшее УВД. Набрался опыта. Заматерел… Его первая любовь, та девочка «из хорошей семьи», выучилась на врача и уехала жить в Германию. Но её тонкий ахматовский профиль с лёгкой горбинкой, изумрудно-зелёного цвета глаза, густую темноту волос и какую-то милую, присущую только ей встрёпанность он не забыл…

Мать тяжело заболела панкреатитом. Серёжа каждый день забегал в обед с работы, а вечерами приходил в больницу и сидел у её кровати, держал за руку. Обошлось. Выписали. Через знакомого доставал ей воду «Ессентуки». Потихоньку поправилась, оклемалась. Правда, сильно похудела. Как-то сразу постарела. Поблёкла. Еле волоча ноги, обходила магазины в округе в поисках дешёвой еды. Ничего нигде нельзя было купить на символическую зарплату сына и крошечную пенсию. Однажды Сергей, проходя мимо, увидел мать в очереди: пальто на ней висело, поредевшие волосы выбивались из-под заколки. В ней было что-то от встревоженной старой вороны. Она суетилась и быстро вертела головой, отвечая «очередникам». Он прошёл, не окликнув её. Больно кольнуло сердце. Тогда он себе сказал: «Она никогда не будет ни в чём нуждаться!»

Свои дни мать проводила в этой магазинной суете, в просмотре телевизора и в болтовне на кухне с жильцами коммуналки. Дядя Федя умер. Бабу Лизу увезли в дом престарелых. На кухне появились новые владельцы их комнат – ушлые ребята из Закавказья. Закидывали удочки: как им расселить жильцов квартиры на окраины, предлагали отступные… Но русские что-то сдаваться не спешили. Коля, тот, что вышибал когда-то дверь, особенно не жаловал «хачиков», как он любил выражаться. Те быстро шмыгали по своим комнатам, когда недовольный инвалид-десантник выходил на кухню.

– Понаехали… – начинал Коля патетически.

Не вслушиваясь в набивший уже оскомину монолог морпеха, Мила брала с конфорки чайник и шла в комнату, ждать с работы сына. Если Сергея долго не было, она звонила в УВД. Волновалась. Вон что по телевизору показывают! Боялась, что останется одна. Он стал ей нужен.

Сергей приходил домой и садился за стол. С удовольствием уплетал жареную картошку с малосольными огурцами из банки на подоконнике. Ему всю жизнь не хватало этой чистой скатерти на круглом столе, сковородки, на которой что-то дымилось и шкворчало. Мать сидела напротив, подперев щёку рукой, и смотрела, как он ест. То, что другие в «благополучной семье» получили в детстве и воспринимали как должное, он переживал сейчас и наслаждался. Добирал.

Однажды, вернувшись с работы, он нашёл мать в комнате с ворохом старых фотографий на столе.

– Серёжа! Ты помнишь тётю Иру?

– Конечно, а что с ней? – Сергей подошёл к столу. С фотографии смотрели счастливые лица: всклокоченный мальчик и две женщины в купальниках. Все улыбались. – У тебя была хорошая фигура.

Мать перехватила его взгляд.

– Это Вадик фотографировал. Он звонил. – Мать помолчала. – Ира умерла. И я скоро умру, – она всхлипнула, проведя сухонькой ручкой по лицу.