«Она всё ещё прекрасно выглядит, – заметил Сергей про себя. – Новый костюм… Цвет морской волны всегда ей нравился. И причёска ей к лицу… Как всё-таки парикмахер угадал с этим благородным платиновым оттенком».
– Ну прости! Заждалась?
Он поднялся навстречу. Кивком указал на багеты, лежащие на столе. Привычно обняв, поцеловал в щёку.
Это была его мать.
Нина Кромина
Я буду справедлив
(
1. Аз, буки, ижица
От реки дуло. Жесткий шквалистый ветер поднимал на Неве волны, выбрасывал их на колючую гальку, трепал одежду, волосы прохожих. Карета, в которой прогуливали Его Высочество, иногда вздрагивала и качалась из стороны в сторону.
– Да, прогулка не удалась. Придется возвращаться, – говорил своему воспитаннику, будущему российскому императору Павлу, обергофмейстер Никита Иванович Панин.
– Нет, мы должны дождаться. Скоро будут стрелять из пушки. Я хочу.
– Нельзя. Видите, какие волны. Вы еще и от прошлой болезни не оправились. Всё кашляете.
Мальчик, ему было лет семь-восемь, рванулся к дверце, пытаясь ее открыть, но это ему не удалось.
– Откройте! – приказал он капризным, требовательным голосом. Его лицо побледнело, сжались кулачки.
– Нельзя, – не глядя на мальчика, сухо сказал мужчина. И бросил лейб-кучеру:
– Поворачивай, любезный.
До дворца было совсем недалеко, внутри кареты тепло, ветер почти не проникал в нее, но даже такая прогулка оказалась для ребенка опасной. Уже к вечеру его уложили в постель. Неудобная, излишне твердая кровать, небольшое одеяло не укутывало, а лишь прикрывало тело. Раньше, когда Павел жил в бабушкином дворце, он спал на мягком, уютном. Ему было хорошо. Но то раньше, а теперь… И как всегда, когда начиналась болезнь, перед ним появились тени. Да, похожие на те, которые показывал ему на стене новый воспитатель.
Казалось, ничего страшного – из рук он делал какие-то замысловатые фигуры, которые, отражаясь на стене, в свете колеблющихся свечей, превращались то в зверей, то в каких-то сказочных персонажей. Никита Иванович при помощи этого простого опыта хотел объяснить Павлу оптические законы физики, но, видя страх, ужас в глазах воспитанника, сказал, как всегда, бесстрастно:
– Российский император должен расти смелым.
– Но я не император, я ребенок.
– Вы не просто ребенок, Ваше Высочество. Вы будущий император и должны готовиться к этому с детства.
И вот с этого-то, казалось бы, невинного эпизода начались ночные кошмары юного цесаревича. Иногда тени смотрели на него со стен, иногда приобретали странные, мечущиеся очертания. Иногда они превращались в корону, которая то увеличивалась и двигалась прямо на мальчика, казалась тяжелой, угрожающей, готовой раздавить, то манила к себе, опутывая невидимыми нитями, и удалялась, превращаясь в точку. Но не только страх вызывали в душе мальчика эти чудеса. Однажды перед ним возник божественный лик, который он видел в храме. В другой раз, после смерти бабушки, в задрожавшем воздухе увидел ее, нет, не в парадных одеждах, а в домашней мягкой накидке. Захотел прижаться к ней, к полной мягкой груди, но вдруг тень превратилась в страшного безногого уродца, похожего на того, который мелькнул днем за окном кареты. Выкрикнуть ужас невозможно, он – будущий император – должен быть стойким, как тот солдатик, к которому сзади были приделаны Аз, Буки, Ижица. И уже не фигуры плясали перед ним – буквы: «Живите зело, земля, и иже како люди: живите, трудясь усердно, земляне, и как подобает людям». Как подобает людям – добрыми, отзывчивыми, справедливыми.
– Да, я буду справедливым императором, да, я буду достоин памяти Великого Петра.
– Тише, Ваше Высочество, тише. Попейте бруснички…
– Ну, что Пафел? Все метчется?
Вот он знакомый, любимый голос…
– Маман, матушка, подойдите, побудьте со мной.
– Пафел, ты же знаешь, у меня сегодня прием. Фу, ты помнешь мне платье. Потержите его, Никита Ифанофич.
А через плечо, улыбаясь, играя глазами, матушку приобняв, вездесущий фаворит, он всегда при ней, их запахи путаются. И нельзя плакать. Наследнику не пристало…
– Vater, Vater, где ты? Никита Иванович, где мой отец?
2. Бальное платье
– Никита Иванович, я теперь здоров, и мне хотелось бы напомнить вам об обещании, которое вы мне дали.
– Напомните, Ваше Высочество. Что-то запамятствовал.
– Ну, про отца.
– Что про отца?