Красная строка

Ехала Ирка в троллейбусе и мечтала: «Мать вылечу, накоплю, выучусь. А что, сейчас каждая сопля коллекции выпускает. Год покрутилась в Доме-2, дала, кому нужно, фигак – и уже по подиуму девки ее тряпки таскают, а она сама в микрофон ртом поет, и подписчиков у нее миллионы, и бабло, и парень красивый – футболист или актер, или там, банкир в конце концов. Да смогу я! Что мне? Двадцать два года только исполнилось! По рисунку у меня всегда пятерки были, и кроила я лучше всех. Материалы знаю и тенденции ловлю, как никто!»

Ирка на курсе была самая способная, увлеченная, «больная».

«Короче, вернусь, надо будет фотки в академию отправить…»

– Улица Чепы-ы-ыева! Конечная! – заорал в микрофон водитель троллейбуса, и тут же кондукторша со своего места подхватила:

– Девушка, конечная! Выходим!

Ирка выпрыгнула в грязь. Путь к Танькиной пятиэтажке шел через небольшой сквер. Тропинку размыло, почерневшая испревшая листва перемешалась с липкой смесью из воды и глины. Ирка прыгала по краю тропинки, где было посуше и почище. Но как она ни старалась, грязная струя вдруг прыснула из-под правого каблука на левую штанину джинсов, оставив там коричневый лепок.

– Вот, блин! – ругнулась Ирка, разглядывая пятно и трогая его ногтем указательного пальца, – «Ладно, подруга, не размазывай, высохнет – ототру».

– А, это ты! – высунула Танька в дверь опухшее лицо, устойчиво пахнущее перегаром. Волосы ее были всклокочены, а пара прядей слиплась в сосульки. – Щас, подожди здесь, вынесу.

– Танька, воды захвати! – из глубины Танькиной однушки брякнул голос Вадика, танькиного хахаля, точнее, бойфренда. Таньке повезло – ее бойфренд был ментом, гаишником.

– У Вадика вчера смена хорошая была. Нарубил капусты. Ну вот мы и… – Танька сунула Ирке три тысячерублевки. – Спасибо!

– Пока!

– Мать как?! – прокричала в спину Ирке Танька.

Ирка остановилась на лестнице и посмотрела вверх:

– Плохо, Тань. Болеет.

И побежала вниз к выходу.

* * *

Поезд А. ск—Москва шел через Б. ки, отправлялся вечером и в половину десятого утра приезжал в К…в.

– Мне один плацкартный на сегодня, и обратно – на завтра, – Ирка подала в кассу две тысячерублевки.

– Только верхние боковушки остались, будете брать? – послышалось из динамика рядом с окошечком кассы.

Ирка смутилась. Ей показалось, что голос из динамика грохотнул на весь вокзал и немногочисленные пассажиры, бывшие в зале ожидания рядом с кассами разом оставили разговоры, поедание сосисок в тесте и беляшей, запивание трапезы из пластиковых прозрачных стаканчиков вонючим чаем из вокзального буфета и все уставились на Ирку: «Смотрите-ка на поезде собралась ехать, а мест-то нормальных нет, на боковушку верхнюю полезет, ха-ха!»

– Да! – тихо проговорила Ирка в динамик.

– Белье считать? – завопил динамик. «Ну-ка, посмотрим, может ли она себе позволить белье? Ага! Без белья поедет девуля!»

– Нет, не нужно, – еще тише ответила Ирка и взяла билеты и сдачу.

В вагоне пахло кипятком, угольным дымом и нагретым алюминием. Ирка ездила в последний раз на поезде, когда возвращалась после окончания колледжа домой. А, нет, постойте. Еще когда с матерью на обследование ездили в К. в, но это не в счет, туда ехать было тревожно, обратно – отчаянно страшно. А вообще, поезд для Ирки всегда был надеждой, движением, ветерком каким-то свежим, дверцей, чуть приоткрытой, а оттуда яркое июньское солнце, свет до боли в глазах и радость, заворачивающее Иркино сердечко в теплый мягкий кулек. Еду! Ура! В счастье приеду! Вот и сейчас с надеждой ехала.

Ирка взобралась на полку, поерзала по дерматину, улеглась поудобнее. Уложила под голову свернутую куртку, сумочку поставила рядом с головой, оперлась на лопатки и пяточки, приподняла чуть задок над полкой, сунула ладошку в задний правый карман: вот они денежки, сквозь кожу кошелька прощупываются. Вытащила руку, повернулась немного, решила достать по привычке смартфон из другого кармана, полистать ленту, посмотреть, как там поживает смуглый красавец-певец, вытащила старую «Нокию» и чуть не заплакала.

Внизу копошились люди, ходили, задевали Ирку за ногу, потом запахли чаем, заваренной лапшой «Доширак», зашуршали скорлупой вареных яиц и фольгой, в которую были завернуты холодные склизкие вареные трупики кур. Вагон дернулся и покатился, Ирка задремала.

* * *

Пашке по жизни не везло. Ну не везло, и все тут. Не то, чтобы трагически, фатально не везло, но не везло. Со здоровьем все в порядке было, руки-ноги целы, голова на месте, болезней страшных никаких не было. Но вот не везло. Все люди, как люди, а Пашка непутевый какой-то. Вечно грязь на одежде откуда-то берется, даже в сухую погоду, вечно деньги испаряются мгновенно, не задерживаясь в Пашкиных карманах. Напивался всегда быстрее всех, так, что на утро было нестерпимо стыдно от взглядов с ухмылкой в его сторону.