Красная строка

В двенадцать лет Пашка остался без отца. Нет, не цирроз и не пьяная драка, не тюрьма и не другая семья появилась у Пашкиного отца. Он был парашютистом-пожарным, тушил лесные пожары и работал инструктором в аэроклубе. Пару раз его приглашали в Пашкину школу, и отец рассказывал детям про геройства, небо, свободное падение, ощущение полета, трагические и забавные случаи. Рассказывал батя, какая это страшная беда – лесной пожар! «Думайте, ребята, головой, когда бываете в лесу. Ответственность ваша – о нем позаботиться, сохранить, уберечь. Деревья, они же живые и гореть им больно, а убежать они не могут. Да и звери: лисы, зайцы, ежи, лоси тоже не всегда успевают ноги унести от огня, так и горят живьем. Человеку что? Костер пожег, окурок бросил и пошел себе. А лесу – гореть. А в чем он виноват?" Пашкины одноклассники слушали с открытым ртом, а Пашка задыхался от гордости. Ну и вот, как-то июльским днем пришла весть, что у Пашкиного бати что-то не сработало, не раскрылось и он ухнул с шестисотметровой высоты в пылающую чащу, превратившись из улыбающегося, высокого черноголового усача, пахнущего табаком и руками, вымытыми хозяйственным мылом, в кожаный мешок, набитый студнем, который раньше был крепким и пружинистым телом, вперемешку с переломанными костями. Хоронили в закрытом гробу.

Пашкина мать проплакала год сухими слезами, а потом у нее появился Герасим Сергеевич, сорокалетний жиденький худой в плечах и чуть раздутый в поясе мужичонка, с торчащими реденькими усиками, вечно слипшимися, потными желтенькими волосами, начинающейся лысинкой и противными, мягкими и влажными руками, белыми, с рябинами и синими венками. Герасим Сергеевич занялся Пашкиным воспитанием с таким рвением, что Пашка после девятого класса со всех ног кинулся поступать в профтехучилище в К.-ве, хотя мог бы окончить одиннадцать, и чем черт не шутит, замахнуться на институт. Не боги ж колбасу нарезают!

Мать Пашкиному рвению становиться электрогазосварщиком не препятствовала: «а что, юристов-экономистов сейчас как собак нерезаных, а пойди-ка найди работягу!» К тому же родился Пашкин брат Станислав Герасимович, который все материно внимание отобрал себе, орал до боли в висках и днем и ночью, и по всему дому развешал влажные от мочи пеленки. Герасим еще больше завоспитывал Пашку, иногда и ремнем. А что? Заслужил – получи! Не рановато курить? Музыка почему так орет? Глухой, что ли? Стасик проснется! Кроссовки убери с дороги, а то нахрен в окно выкину. Не фига не зарабатывает, а как пожрать, так первый! От этой житухи и свалил Пашка в училище, а потом сразу в армию.

Пашкина армия пролетела мгновенно – год всего сейчас служат. Только вот за две недели до увольнения выбирался Пашка из люка армейского тягача, положил руки на обрез брони, а люк возьми и упади на Пашкины пальцы. Из армии Пашка пришел с загипсованными ладонями, рюмку на встрече с корешами держал двумя руками, зажимая ее жестом молящегося индуса. Парни ржали влежку: «С девкой-то как управляться будешь?» Но вроде пронесло, пальцы срослись хорошо, подвижно.

Отгулял Пашка дембель, уехал в К. в и устроился сварщиком в стройуправление. Поселился в общаге в одной комнате с Михой, шустрым, смешливым рыжеватым пареньком, работали с ним вместе на одном объекте, строительстве нового жилкомплекса, по пятницам пили пиво, таскались на местную дискотеку, знакомились с девицами, иногда приводили. Но пока не серьезно. Так, на раз.

Иногда Миха уезжал на выходные проведать родителей. Пашка к матери почти не ездил, звонил тоже не часто. Оставался в такие дни в общаге один, покупал две полторашки «К-го» пива, лежал на кровати, потягивал горьковатую, отдающую спиртом жижу, смотрел телик, выходил на общую кухню покурить, возвращался в комнату. Ложился и мечтал, как бы так побыстрее разбогатеть. Мысли насчет богатства были навязчивые, как подвыпившие девки с дискотеки, но бесформенные и тягучие, как кисель…

Майские в этом году были нестерпимо жаркими. Миха уехал, обещал вернуться в понедельник. Пашка забил после обеда на работу, приехал в общагу – праздники в конце концов! По дороге завернул в гастроном, купил пива, вареной колбасы, хлеба, пакетик чипсов.

«Бухну, схожу на дискотечку, подцеплю какую-нибудь цыпу. А нет, так Катьке позвоню, приедет, куда денется?» – думал Пашка, поднимаясь по лестнице на свой этаж – лифт снова отключили. Проходя мимо общей кухни на этаже, Пашка невзначай глянул: «Что там кто готовит?» – и остановился, раскрыв рот. Ого! Вот так фигурка! Стояла у окна спиной к Пашке, курила. Футболочка беленькая, под которой угадывалась лямочка лифчика, лосинки черные и шлепанцы, из которых выглядывали розовые пятки. Лосинки струились невыносимо-сладкими притягательными закруглениями вокруг молодой, свежей, упругой и манящей красоты задней части женского тела. Пашке резиновой кувалдой ударила в голову истома.