— Прогнали мы, Ятока, батюшку с Миколой — и ничего, живем не тужим. Ты в своих чертей можешь верить как хочешь, но шаманить брось, потому что от этого вред людям получается, и Советской власти тоже. Новую жизнь будем строить в тайге, без богов и чертей, коммунизм.
Ятока вышла из сельсовета. Неторопливо шла по деревне и старалась разобраться в словах Степана. «Пошто так? — думала Ятока. — Горы, деревья, речки, — тоже люди, только другие люди. Если обидятся, зло охотнику могут сделать. Задабривать их надо. Пошто русские не понимают это? Бога нет, чертей нет, духов нет, говорит Степан. А кто болезни посылает?»
Нет ответа на этот вопрос, и мертвеет тайга перед Ятокой…
Капитолина, обливаясь потом, из последних сил взмахивает литовкой. Руки отяжелели, ноет поясница. Отдохнуть бы. Но впереди шагает отец, а позади наступает мать. Отец точно играет литовкой. Ему уже под пятьдесят, но силушки не убавляется.
Боков дошел до кустов, в которые упирался луг, распрямился, вытер литовку травой, покосился на солнце, а уж только потом посмотрел на дочь. Его красивое цыганское лицо со смолистой бородой тронула улыбка.
— Уморилась? — спросил он сочным басом.
— Ноги не держат.
— Вот так-то кусок хлеба достается. Варите обед. Я поплыву сети посмотреть. До холодка отдохнем.
Боков снял фуражку с черным лакированным козырьком, вытер пот с лица и направился к реке. Под сапогами уминалась трава, ветер раздувал рубаху.
Капитолина с матерью искупались в реке, повесили чайник над костром и присели в холодок за балаганом. Хотя солнце светило неярко, было душно, парило.
— Дождик будет, — заметила Ольга Ивановна.
— Хоть бы смочило. Дышать нечем.
Если посмотреть со стороны, то трудно даже поверить, что сидят мать с дочерью: так внешне они не похожи друг на друга. Ольга Ивановна — невысокая, полная, с пухлыми белыми щеками. В каждом движении ее какая-то робость, покорность. Капитолина, напротив, высокая, смуглая, с карими отцовскими глазами. Волосы черные, волнистые. Косы длинные, толстые.
— Ты что это сегодня такая хмурая? — спросила Оль-га Ивановна.
— С Васей поругалась, — нехотя ответила Капитолина.
— Милые бранятся, только тешатся: Если любит, прилетит твой сокол.
— Нет, мама, не прилетит, — покачала головой Капитолина.
— Любишь ты его?
Капитолина долго молчала, смотрела вдаль.
— Думала, не нужен он мне, а уехал — тоска.
— А ты поплачь, легче станет.
Капитолина сорвала травинку и перекусила ее.
— Мама, расскажи, как вы с тятей поженились.
— Чо говорить-то?
— Любишь ты его?
— Да кто у нас, баб-то, когда любовь спрашивал? Григорий-то здесь, в Краснояровой, жил. Один сын у родителей был. С ними что-то приключилось, в год померли. Остался он один. А я в Юровой жила. Отец мой как-то охотился за Медвежьим хребтом, там с Григорием встретился. Приглянулся ему парень. Пришел отец из леса и говорит: «Вот, Ольга, я тебе жениха нашел».
Ольга Ивановна вздохнула.
— Страшно было: крутой Григорий характером, ему лучше не перечь. Но потом свыклась. Век доживаем. И не хуже людей. Слава богу, лавочку имеем.
— А если бы тебя за другого отдали?
— И с тем бы жила. Уж такое наше, бабье, дело.
К балагану подошел Боков, поставил чуман, в нем шевелились серебряные язи и ельцы.
— Варите уху.
Капитолина стала чистить рыбу. Боков присел, от уголька прикурил самокрутку, пустил клуб дыма.
— Говорила с Васькой? — спросил Капитолину.
— Говорила.
— Ну?..
— Он велел передать, что плевать хотел на твою лавку.
— Та-а-а-к.
Боков встал, смял бороду в кулаке.
— Если появится хоть раз, вместе с тобой с яра сброшу. Поняла?
— Он обещал украсть меня.
— От этого черта всего ожидать можно. Я бы с ним все Среднеречье прибрал к рукам. Настоящего бы мужчину сделал. А теперь пусть сунется. Навеки охоту отобью.
Домой Боковы вернулись с заходом солнца. Ольга Ивановна заглянула во двор: коровы нет.
— Вот блудня, — беззлобно ругалась. она. — Вчера на Большом лугу паслась. Ты бы, Капа, сбегала.
Нашла Капитолина корову на елани у Старого брода, погнала домой перелеском. Тропинка виляет вдоль обрывистого берега по густому ельнику. Здесь и днем солнца. не бывает, а сейчас совсем сумрачно и тишина глупая. А в ней особенно слышно каждый шорох. Заденет корова копытами о вытоптанные корни, а кажется, будто кто-то по деревьям стучит. Страшно Капитолине: как бы леший не увязался. Любит он здесь над бабами подшутить: то захохочет, то ребенком малым заплачет.
А на небе откуда-то туча появилась, распласталась черным вороном. Затрепетали листья в тревоге. А туча все надвигается. Вот ее вспороли золотые оленьи рога молнии, будто хотели остановить, но не выдержали тяжести, треснули так, что вздрогнул лес, вода из реки на берег плеснулась. Капитолина в испуге за ствол дерева схватилась, Крупные капли дождя по веткам рассыпались, зашумели по потемневшей реке.