Красная звезда и зеленый полумесяц

Будучи наисовременнейшим орудием прогресса, железная дорога отныне связала Азию с Европой, Самарканд с Парижем. Она будет способствовать, как отмечал Ленин, открытию этого заснувшего континента для капитализма, но в то же время поможет проникновению сюда идей социализма. На всем протяжении железнодорожных путей возникают вокзалы, склады, цеха. Здесь много рабочих, большинство которых составляют русские, и среди них — немало «буйных голов», то есть людей, отличающихся революционным духом. Сосланные за свою подрывную деятельность в эти далекие края, они и здесь продолжают бороться, просвещать и организовывать своих новых товарищей по труду — туркестанских железнодорожников, которые сыграют исключительно важную роль в будущих битвах против царского режима. Работая и участвуя в борьбе бок о бок с русскими рабочими, уже находившимися под сильным влиянием Российской социал-демократической рабочей партии и марксизма, эти «туземные пролетарии» проникаются сознанием своего положения колонизованных, подверженных двойному гнету как со стороны чужеземного империализма, так и со стороны местных эксплуататоров. В то же время они одними из первых поймут, что имеют дело не с одной, а с двумя Россиями — с Россией царской, с ее губернаторами и наместниками, союзниками «баев» и «беков», и с Россией народной, страной бедных крестьян и рабочих, эксплуатируемых и угнетаемых, так же как и они сами. Эти рабочие, несмотря на политику разделения и расовой ненависти, несмотря на непонимание и предрассудки, разницу нравов и мышления, являются по своей глубочайшей сути союзниками «туземцев».

Вокруг этого островка наемных рабочих влачит жалкое существование масса бедных крестьян и скотоводов-кочевников, чья судьба на протяжении веков почти не менялась. Они остаются подверженными постоянным репрессиям со стороны царской администрации и ханов, преследованиям сборщиков налогов и ростовщиков, мракобесов, поддерживаемых муллами. Туркестанское генерал-губернаторство требует от них внесения налогов, по размерам в три раза выше тех, что собираются в России. В ханствах ситуация еще хуже, потому что место налоговых уложений здесь занимает «добрая воля» правителей, изменяющаяся в зависимости от их финансового положения, а также потому, что из года в год количество налогов лишь увеличивается. Так, например, накануне революции подданные хивинского хана были обложены двадцатью пятью различными налогами, а подданные бухарского эмира — пятьюдесятью пятью. С помощью всевозможных хитростей сборщики налогов вырывали у крестьян половину, а иногда две трети урожая, поскольку эмир, не отменяя старых налогов, требовал, чтобы в каждой провинции постоянно вводились новые.

Даже если дехканин ухитрялся заплатить все, что требовал от него эмир, покоя ему все равно не было. Он еще был обязан бесплатно трудиться на всяких тяжелых работах. На орошаемых землях он вместе со своей семьей отвечал за поддержание в порядке каналов. Распределяющий воду — его называли «мираб» — следил за тем, чтобы каждый получал столько «водных дней», сколько ему положено, и проводил очистку и восстановительные работы на отведенном ему участке канала. Работу местных мирабов контролировал старший мираб. И наконец, главный мираб, настоящий «министр вод», а следовательно, одна из самых важных персон при княжеском дворе, возвышался над всей этой иерархией раздатчиков воды, каждый из которых требовал свою долю бакшиша — в деньгах или натурой.

Что касается крестьян, никогда не вылезавших из долгов, — это были главным образом издольщики, работавшие на землях богачей, которым они должны были отдавать две трети и даже больше полученного урожая. В районах Туркестана, непосредственно подчиненных русским властям, 65 процентов крестьян были батраками, то есть крестьянами, полностью лишенными земли. В Хивинском ханстве верховный правитель и крупные феодальные собственники владели примерно 65 процентами орошаемых земель. Еще 15 процентов находилось в руках церкви и государства. На долю крестьян, работавших на собственных полях, оставалось лишь 20 процентов этих земель. Такое же положение существовало и в Бухарском эмирате.

На верху этой лестницы эмир, ханы и их приближенные жили, как сатрапы, в праздности и роскоши, что, однако, не могло замаскировать неотвратимого упадка государства. Интриги, кражи, коррупция, разного рода злоупотребления стали правилом как при дворе, так и на различных ступенях администрации. Купить можно было все — как вещи, так и людей. Покупались даже судьи, которые за определенную мзду соглашались переложить вину с богатого преступника на беззащитную невинную жертву из другого социального круга.