Красноармеец

А ведь сегодня уже первое июня. Да уж, дали огоньку. В общем, повоевали мы в окружении, бригада пробила коридор, почти вся наша армия вышла и частично девятая. А тут меня дёрнули в штаб армии и попросили – именно попросили, – найти в окружении другие части и помочь им выйти. В том, что я смогу, уже никто не сомневался – это Михайлов обо мне дифирамбы напел. Я повздыхал, но согласился.

В котёл меня закинули на У-2, и пошла работа. Котёл был большой, немцы его дробили. Недели две я там находился, но вывел немало войск, треть точно. У меня была такая бумага от штаба нашей шестой армии, что генералы мне честь отдавали. Про сотни тысяч спасённых говорить не буду, но десятками тысяч счёт исчислялся, это точно. Я не знаю, какая дыра была, что немцы до Сталинграда дошли, но тут им остаётся только мечтать об этом: наших частей, побитых, но кадровых, слабых и непобеждённых, у них на пути хватало, там шли ожесточённые бои в обороне.

Что по мне, то тридцать первого мая я выводил очередную часть, и, похоже, последнюю, где-то два батальона – всё, что осталось от стрелковой дивизии, не нашего даже, а Южного фронта. Ещё собирал одиночек и мелкие группы, что пробирались к своим. У нас на хвосте висели преследователи – моторизованная рота с танками.

Я накидал нашим на карте, где у немцев опорные пункты, пройдут мимо (это возможно, если тихо), а сам на танке – найденной нами брошенной «тридцатьчетвёрке», – встал, чтобы задержать преследование. Всё равно топливо закончилось, и встали прямо на дороге, даже в кусты не загонишь. У меня был и экипаж, собранный из окруженцев, но я погнал их следом за остальными, поскольку использовал дрон, и свидетели мне ни к чему.

В общем, я расстрелял три танка, четыре грузовика и два бронетранспортёра, прежде чем мне подожгли машину. Едва успел выскочить из танка с гудящей головой – оглушили, хотя все люки были открыты. Ну, и побежал нагонять своих: я видел, что они по-тихому между опорниками прошли. Нашлись сапёры, сняли сигнальные мины и противопехотные, тропка узкая, но за час все по ней прошли. А я в другом месте переполз – и к своим.

Вот там меня и задержали бойцы в секрете. Доставили к особистам местной стрелковой дивизии, ну а там решили, что я или диверсант, или боец, надевший форму убитого командира, только со званием не угадал. То, что у меня документы и бумага от командарма шестой, никого не смутило – мол, подделка. Впрочем, я был не в том состоянии, чтобы спорить: свяжутся с нашими и всё выяснят. А мне бы отлежаться, вот и прилёг на нары.

Поспать мне дали часа два, я определил это по тому, что рассвело, солнце только-только от горизонта оторвалось. Повели к особистам. Стоило войти в хату (мы в селе находились), мне такая оплеуха прилетела, что я отлетел к столу. Но действовал на инстинктах – вальтер уже был в руке и, громко хлопая, зачастил выстрелами.

Когда я пришёл в себя, мне было плохо, комната качалась. Осмотревшись, только и пробормотал:

– Вот блин…

Четыре трупа в хате, я сижу на полу, а снаружи крики тревоги, вот-вот бойцы ворвутся в хату. Ползком перемещаясь по хате, я прибрал все четыре тела в хранилище. Были два командира, явно особисты, крепкий сержант, похоже, и влепивший мне оплеуху, и боец-конвоир, что меня привёл – он просто не успел выйти. Живых не было, на поражение бил, профессионализм не пропьёшь, все пули в цель, даже в таком состоянии.

В хранилище у меня было четыре тонны свободного места, даже чуть больше. А куда деваться? Некоторых бойцов я находил в виде ходячих скелетов, случались и неходячие, настолько обессилили. Многие по несколько суток не ели, а кто-то и неделю. Вот я их и подкармливал, вроде понемногу, а вымели хранилище подчистую. Я просто не мог держать запасы, видя людей в таком состоянии. А два обоза с ранеными? У-у-у… Всё же жалость к ним и ответственность за них, раз уж мне поручили их вывести, были тогда для меня на первом месте.

Когда шесть бойцов и два командира ворвались в хату, держа оружие в руках, то обнаружили только меня, лежащего на полу и державшегося за голову. Однако следы выщерблин от пуль на стенах и потёки крови были видны, да и вонь сгоревшего пороха ощущалась отчётливо, несмотря на открытые окна, в которые также заглядывали бойцы.

Начался быстрый обыск. Меня, держа за плечо, контролировал боец с ППШ – по-моему, даже моим, который изъяли.

Вошедший майор-стрелок спросил:

– Что тут произошло?

Если он обращался ко мне, то ответить я не мог. Контузия всё же сделала своё дело, и меня стошнило прямо ему под ноги – уж чем было, учитывая, что меня не кормили с момента задержания и я почти сутки не ел.

– Выведите его, – поморщившись, велел майор.

Меня подхватили под руки, потому как сам я встать не мог, и вынесли во двор. Дальше помню смутно, обрывками. Кто-то кричал, слышались какие-то разговоры, а потом меня облили ледяной водой из колодца, и я пришёл в себя.

Завели меня в ту же комнату в хате. Точнее, я сам зашёл, пусть шатаясь, но сам. Пол уже помыли, но следы от пуль остались, как и кровавые брызги.

– Садись, – велел тот же майор.