Красное и белое, или Люсьен Левен

Если вы благосклонны, о читатель, вы охотно допустите, что эти последние слова я мог бы заменить более изысканным выражением, какой-нибудь парафразой, более достойной богатых салонов и бакалейных лавок. Но на восьмой или десятый раз, когда мне пришлось бы обратить внимание на подобные вещи, у меня выпало бы перо из рук, а читатель, которого я люблю и у которого, быть может, нет тысячи экю ежегодного дохода, захлопнул бы книгу и посмотрел бы в окно, какая на дворе погода.

Если какой-нибудь член Руанской академии пожелает взять на себя труд изложить эту книгу языком, на котором недавно произносились речи при открытии памятника великому Корнелю и которым громили романтизм, я с благодарностью сообщу ему кое-какие, исполненные живого чувства подробности, устраненные мною при просмотре рукописи, потому что я счел их скучными.

Если благосклонный читатель согласен простить мне мой стиль, лишенный изящества, живости и чувствительности, я продолжу повествование.

IV. Лорд Линк

Лорд Линк, сардонический персонаж[140]

Во время своих прогулок в окрестностях Монвалье Люсьен заметил великолепную английскую лошадь.

«Эта лошадь стоит десять, двенадцать, пожалуй даже пятнадцать тысяч, – думал он. – Но, быть может, у нее не все статьи безупречны… Мне кажется, у нее немного узкие лопатки…»

Всадник хорошо держался в седле, но у него была посадка конюха, выигравшего крупный куш в венской лотерее, в Австрии.

«Продается ли эта лошадь? – думал Люсьен. – Впрочем, я не рискну к ней подступиться: она стоит слишком дорого».

Во второй или в третий раз, когда Люсьен ее увидел, он находился ближе и рассмотрел лицо ездока, который был одет на редкость изысканно: его черты хранили деланое выражение именно потому, что он старался сообщить им непринужденность, свойственную человеку, бреющемуся у себя в комнате, где нет никого.

«Моя мать права, – решил Люсьен. – Эти англичане несравненные мастера в искусстве притворяться». И он перестал думать о лошади; но восхищение его возрастало всякий раз, когда он ее встречал.

<…>

По прошествии шести недель лорд Линк начинает относиться к Люсьену с истинным уважением и в другое время, чем прогулки, в продолжение которых он соблюдает молчание (источник полукомических положений), он делится с ним всеми своими мефистофельскими шутками, доставляющими ему, лорду Линку, благодаря этому эхо, больше удовольствия.

Однажды госпожа д’Окенкур весьма одобрительно отозвалась при нем о его лошади.

– Она недурна, я по-настоящему к ней привязан. Но иногда во время своих прогулок я вижу лошадь, значительно превосходящую мою, если только у нее нет какого-либо скрытого недостатка. Это животное ногами как будто не касается земли, или, вернее, кажется, что земля эластична и при быстрых движениях, например при рыси, подбрасывает ее в воздух.

– У вас самого уходит земля под ногами, дорогой лейтенант. Какая пылкость! Как загораются ваши глаза, когда вы говорите о том, что вы любите! Вы становитесь другим человеком. Право, вам из чистого кокетства следовало бы полюбить, сделаться нескромным любовником и говорить о предмете вашего сердца.

– Существо, которое я в настоящее время люблю, не злоупотребляйте своей властью надо мною; полюби я на самом деле, я испугался бы своих безрассудств: они вскоре угасили бы любовь, которую я мог бы вызвать, и несчастье не заставило бы себя долго ждать. Вы, женщины, неизбежно преувеличиваете достоинства того, что вам предлагают настойчиво и слишком охотно.

Госпожа д’Окенкур сделала милую гримасу, пришедшуюся весьма по вкусу Люсьену:

– И на этой лошади, которая вам так нравится, сидит рослый, средних лет блондин с выдающимся подбородком и лицом ребенка?

– Он сидит в седле отлично, но слишком размахивает руками.

– А он утверждает, что французы держатся на лошади слишком прямо. Я довольно хорошо знаю его: это – английский лорд, фамилия которого пишется очень странно, но произносится приблизительно «Линк».

– А что он здесь делает?

– Ездит верхом. Говорят, будто он изгнан из Англии. Вот уже три-четыре года, как он оказал нам честь, поселившись среди нас. Но как же это вы не были в субботу у него на балу?

– Я так недавно удостоился чести быть принятым в здешнем обществе!

– Значит, на мою долю выпадет честь привезти вас на бал, который он дает нам в первую субботу каждого месяца. Две недели назад бала не было из-за рождественского поста и потому что господин Рей этого не хочет.

– Чудак этот господин Рей, оказывающий такое влияние на вас!

– Ах, боже мой, почему вы этого не сказали госпоже де Серпьер, которую вы так любите? Она бы вас как следует отчитала!

– Он всеми вами верховодит, этот господин Рей!